Был вечер, и приближалась буря. Я стояла в проеме задней двери, глядя, как надвигается стихия, и тут, прямо у меня на глазах, в мамином саду, большой орел напал на воробья. Рухнул на него с неба и улетел с ним в когтях. С воробьиного трупика упали три окровавленных коричневых пера. Они приземлились в мамины помидорные грядки. Когда я подобрала одно из перьев, прогремел гром. Я растерла кровь между пальцами. Не знаю, зачем я это сделала.
Кровь была липкой. И сильно пахла медью, будто я ею облилась. Я зачем-то наклонила голову, прислушиваясь, принюхиваясь. «Здесь что-то происходит», – подумала я. Небо потемнело. Поднялся ветер. И принес… другой запах. Странный запах, который я с тех пор стала узнавать, но никогда не смогу описать. Я вдыхала его, и что-то стало происходить в моей голове. Я думала убежать в дом, но не хотелось нести туда это, что бы это ни было. А потом я уже не могла шевельнуться, даже если бы захотела. Послышался гул, потом возникла боль. Я закрыла глаза. Внутри моей головы возникли двери – стальные, деревянные, каменные. Было больно оттого, что эти двери с треском открывались. Из них дул горячий ветер. Мое тело чувствовало себя странно, словно при каждом движении я могла что-то сломать. Я упала на колени, меня рвало, свело каждую мышцу. Затем я перестала существовать… и я не помню ничего – даже темноты.
Было ужасно…
Следующее, что я помню: я вишу высоко в ветвях гигантского дерева ироко, которое растет в центре города. Голая. Идет дождь. Я испытываю унижение и стыд, которые сопровождали меня все детство. (Разве удивительно, что и гнев тоже всегда им сопутствовал?) Я задерживаю дыхание, стараясь не плакать от шока и страха. Ветка, за которую я цеплялась, была скользкой. И я не могла отделаться от ощущения, что я только что внезапно умерла, а потом вернулась к жизни. Но тогда это было не так важно. Как же я буду слезать?
– Придется прыгать! – крикнул кто-то.
Внизу стояли отец и какой-то мальчик, державший корзину над головой. Я плотнее обхватила ветку, стиснув зубы от злости и стыда. Папа протянул мне руки.
– Прыгай!
Я долго не решалась, думая: «Не хочу больше умирать». Потом заплакала. И, чтобы отогнать последующие мысли, прыгнула.
И Папа, и я повалились на землю, усыпанную плодами ироко. Я поднялась на ноги и прижалась к Папе, пытаясь спрятаться, пока он снимал рубашку. Я скорей в нее завернулась. Раздавленные фрукты под дождем пахли сильно и горько. Нам пришлось долго отмывать с кожи запах и лиловые пятна. Папина одежда была вконец испорчена. Я огляделась. Мальчик исчез.
Папа взял меня за руку, и мы пошли домой в потрясенном молчании. Я брела сквозь дождь, изо всех сил пытаясь держать глаза открытыми. Так устала. Казалось, мы идем целую вечность. «Я так далеко ушла? – подумала я. – Что… как?» Когда мы дошли до дома, я остановила Папу у двери.
– Что произошло? – спросила я наконец. – Как ты узнал, где меня искать?
– Давай просто тебя высушим, – сказал он мягко.
Когда мы открыли дверь, мама выбежала навстречу. Я повторяла, что все в порядке, но это было не так. Я снова впадала в забытье. Я пошла к себе в комнату.
– Пусть идет, – сказал Папа маме.
Я заползла в постель и на этот раз провалилась в здоровый глубокий сон.
– Вставай, – сказала мама своим шепчущим голосом.
Прошло несколько часов. Глаза мои слиплись, а все тело болело. Я медленно села, потирая лицо. Мама подтащила стул ближе к кровати.
– Я не знаю, что с тобой случилось, – сказала она, отводя взгляд. Даже тогда я не была уверена, что она говорит правду.
– Я тоже не знаю, мам.
Я вздохнула, растирая затекшие руки и ноги. Кожа все еще пахла плодами ироко.
Она взяла меня за руки.
– Я расскажу тебе один раз и больше не буду, – сомневаясь, она покачала головой, и сказала себе: – Ох, Ани, ей всего одиннадцать.
Затем вскинула голову, и на ее лице появилось знакомое мне выражение. Прислушивающееся. Она прищелкнула языком и кивнула.
– Мама, что…
– Солнце стояло высоко в небе, – сказала она своим тихим голосом. – Освещало все. Тогда они и пришли. Когда большинство женщин – те из нас, кто был старше пятнадцати, – беседовали в пустыне. Мне было около двадцати лет…
Воины нуру дождались времени уединения, когда женщины океке ушли в пустыню и жили там семь дней, воздавая почести богине Ани. «Океке» означает «сотворенные». У людей океке кожа цвета ночи, потому что их создали до наступления дня. Они были первыми. Позднее, когда много всего случилось, пришли нуру. Они спустились со звезд, и поэтому кожа у них цвета солнца. Эти имена, должно быть, появились в мирное время, ведь всем известно, что океке рождены быть рабами нуру. Давным-давно, в эпоху Старой Африки, они совершили нечто ужасное, и Ани их так наказала. Это написано в Великой книге.