Кто боится вольных каменщиков

Масонская история, в такой интерпретации, вполне естественно рассматривается как своего рода эпифеномен того религиозного символизма, о котором я упоминал выше. Э.Э. Уэйт пишет: «Утверждать наличие спекулятивного масонства, например, в Египте, — это значит утверждать нашу особую и конвенциональную систему морали, иллюстрируемую строительными символами и строительным мифом. Еще меньше утверждения о древности подкрепляются ссылками на существование с предполагаемых незапамятных времен…»[502]. Его друг Уилмсхерст идет еще дальше. Он утверждает, что «… наша нынешняя система не происходит из древности… Нет непосредственной преемственности между нами и египтянами, или даже теми древними евреями, которые строили, в царствование Соломона, некий Храм в Иерусалиме. Чрезвычайно древним в масонстве является духовное учение, сокрытое внутри архитектурной фразеологии; ибо это учение является элементарной формой учения, которому учили во все века, в какие бы одеяния его ни облекали»[503]. Последнее мнение скорее подразумевает весьма распространенную тогда (в начале 1920-х гг.) идею philosophia perennis (вечной философии), а не универсальную религию. Тем не менее факт заключается в том, что насквозь символический характер масонства допускает такое понимание, хотя и не очень многие масоны согласятся с ним сегодня[504].

Парадоксальным образом, именно благодаря сплошной символизации всех его элементов религиозный статус масонства так часто отрицался как масонскими, так и немасонскими авторами. Однако исторически это может быть объяснено очень сильными иконоборческими тенденциями в Великобритании, тенденциями намного более сильными, чем богословие его конфессий, и намного более стабильными, чем религиозный индифферентизм и скептицизм мирян и духовенства этой страны. Именно традиционное иконоборчество британцев более всего препятствует местным масонам увидеть религиозную основу и смысл их Ритуала, поскольку в культуре, на которой они воспитаны, религия уже была отделена от символизма, а ритуал от религии. (В конце концов, должны же были англичане и шотландцы заплатить за религиозные крайности Марии Тюдор, с одной стороны, и экстремистов-пресвитериан — с другой!) На протяжении большей части последних примерно двухсот восьмидесяти лет масоны пытались убедить себя самих и «весь свет», что масонство — не религия. Но они по-прежнему вынуждены выслушивать своих оппонентов в Синоде Церкви Англии, которые привычно обвиняют их в пелагианстве и гностицизме — и, конечно же, в попытке представить масонство как некую замену христианству. «Пора Великой Ложе бросить бессмысленные оправдания, утверждая, что “не существует масонского Бога”»[505]. Если они действительно верят в это утверждение, тогда им следует признать, что Великий Архитектор Вселенной — это либо еще одно имя Бога Авраама, Исаака и Иакова и Отца Христа, либо еще один способ указания на «Высшее Существо», признаваемое каждым индивидуальным Кандидатом на принятие в Степень Вступившего Подмастерья.

502

Waite А. Е. Op. cit. Р. 24.

503

Wilmshurst W. L. Op. cit. P. 25. Таким образом, представление об учении (или философии) здесь идет первым, и уже им определяется содержание, или сущность, масонства. Эта самая общая и относительная интерпретация масонской символики кажется мне вполне конгениальной с интерпретацией одного из наиболее влиятельных мистических учителей нашего столетия, Г. И. Гурджиева, который говорил о своем собственном учении: «Я не учу вас религии; я учу вас тому, как быть способным стать религиозным человеком».

504

В то же самое время некоторые другие масонские авторы, в особенности те, которые видят в масонстве религию (если не Религию), имеют тенденцию рассматривать ее как ритуалистическую по определению и (при том, что первичность ритуала воспринимается как данное) символическую только по происхождению. «То, что так многозначительно называется таинствами, это только другое название для религии», — говорит Джон Феллоуз (III), и это отождествление, каким бы наивным оно ни было, не оставляет никакого сомнения в том, что для него религия сводится к традиции сохранения тайного ритуала, который в основном остался тем же, чем был от начала, с незапамятных времен. Тогда единственное отличие между его мнением и мнениями Родни Нидхэма, Стюарта Хэмпшира и К. Г. Юнга будет в том, что, если они пытались свести понятия «традиции», «ритуала» и «религии» к тому или иному набору основных элементов, первичных факторов или врожденных элементарных тенденций, Феллоуз рассматривал эти понятия как первичные, основные или элементарные сами по себе.

505

Wilmshurst W. L. Op. cit. P. 152. Эта книга является прекрасным апологетическим (чтобы не сказать идеологическим) кратким изложением современной английской масонской исторической саморефлексии. Но когда Хэмилл утверждает, что во франкмасонстве отсутствуют три основных элемента религии, т. е. догма или богословие, богослужение и средства спасения, он не понимает, что его критерии для определения, что является религией, а что нет, сами по себе являются христианскими и богословскими, и то, что он предлагает читателю (масонскому и не масонскому) — это не что иное, как навязанное определение религии. Поэтому, если ты хочешь определять масонство в христианских терминах, ты должен быть готов обсудить это в терминах англиканской церкви. Согласно Джеймсу С., младшему приходскому священнику из Бристоля и Капеллану ложи, «понимание символов играет во франкмасонстве роль богословия». Я с этим согласен.