Два понятия играют важную роль в нашем феноменологическом подходе к масонству как религии: понятие субъективной религиозной ситуации и понятие объективной религиозной ситуации. Субъективная религиозная ситуация масонства включает все, что масоны говорят и пишут о масонстве как религии, если они рассматривают его в качестве таковой; а если они не рассматривают масонство как религию — то о себе в отношении к одной или другой религии, или религии вообще. Субъективная религиозная ситуация также включает то, что они говорят или пишут о смысле своего ритуала и легенде, связанной с этим ритуалом. Описывая субъективную религиозную ситуацию, нам не обязательно требовать последовательности в рассуждениях или единодушия во мнениях. Так, например, когда один масон говорит, что масонство — «это вообще не религия», другой — что это «особый случай сочетания этики и религии», а третий — что это «благотворительная организация, единственным религиозным элементом которой является Ритуал Мастера Масона», мы должны ограничиться следующим утверждением: все эти три предложения, видимо, описывают субъективную религиозную ситуацию масонства здесь и сейчас.
Объективная религиозная ситуация включает в себя все, что человек, исследующий данный феномен как религию, может сказать о нем как о религии — а также способы и средства его описания. Это, однако, не означает, что описание субъективной религиозной ситуации не будет похоже (или даже совпадать) с описанием объективной религиозной ситуации в отношении того же самого феномена или что они никогда не могут быть сделаны одним и тем же исследователем. Но исследователь должен четко осознавать это различие, хорошо помня о том, что даже такой, по видимости, простой вопрос, как «религиозен ли ты?» (и любые ответы на него), уже подразумевает возможность, что в своем вопросе исследователь употребил термин «религиозный» в смысле, отличном от того, в каком этот термин фигурирует в ответе. Более того, ситуация будет неизбежно осложнена тем фактом, что человек, которого спрашивают о его религиозности, может в своем ответе выразить не только то мнение, которое общепринято в его религии, но также и свое собственное мнение, которое может совпадать (или не совпадать) с ортодоксальным взглядом.
Реакция любой религии на внешнюю критику — в частности, религии, религиозный статус которой подвергается сомнению, — очень часто открывает существование большого разнообразия субъективных религиозных ситуаций, не признанных и не сформулированных этой религией в целом. Именно в реакции религии на внешнюю критику мы чаще всего встречаемся с феноменом альтернативной религии. В качестве термина описания альтернативная религия может употребляться как в объективном, так и в субъективном смысле; либо когда я описываю религиозную ситуацию, либо когда она описывает себя сама. Он описывает ситуацию, когда какая-либо религия противостоит (внутри общества, культуры или государства, либо другой религии) либо группе религий, либо доминирующей форме религиозности, либо общепринятой идеологии, которая может быть религиозной, секулярной или даже атеистической. В последнем случае она будет фигурировать в качестве альтернативы в отношении не-религии.
Я позволил себе некоторый избыток методологии, рискуя наскучить читателю, но, думаю, понятия, суть которых очерчена выше, помогут нам лучше понять ситуацию масонов — как ее видят (и понимают) не-масоны. Давайте возьмем один забавный пример: Бернард Левин, известнейший журналист The Times, сравнил масонов с евреями, имея в виду тенденцию, присущую почти всей антимасонской и антисемитской пропаганде, представлять их вместе как «зловещее, злонамеренное и разрушительное» целое[26]. В своем анализе он рассматривает евреев и масонов как две группы, отличные от остальной части британского населения, в силу их особой исторической судьбы. Эта общая для евреев и масонов судьба, по мнению Левина, состояла в том, что и тех и других враги объединяют в некий общий объект поношения уже почти два века. Можно добавить, что если, скажем, катаров или тамплиеров в средневековой Франции, или зороастрийцев-гебров и бахаев в современном Иране, презирали и преследовали самих по себе (и по разным причинам), то евреев и масонов обычно объединяют в единое целое. Поэтому не только индивидуальный дурной поступок со стороны отдельного еврея рассматривается как типичный для евреев в целом, но и случай дурного поступка со стороны масона имеет в подтексте импликацию, что в нем где-то присутствует еврейский след — и это придает такому случаю еврейско-масонскую окраску. Почему же это так? Для объяснения недостаточно указать на их статус меньшинств, поскольку евреи в Британии по большей части являются как англоговорящими, так и в значительной степени ассимилированными; что же касается масонов, то, несмотря на космополитичность их философии, по крайней мере 85 % их составляют англичане, валлийцы и шотландцы, и только незначительную часть — евреи. Еще менее вероятно, что ассоциация между ними основана на специфически еврейских элементах масонского учения и ритуала[27]. Прежде всего большинство авторов конспирологических теорий просто недостаточно осведомлено о том, что лежит в основе этого ритуала, чтобы быть в состоянии идентифицировать эти элементы. Если бы они обладали такими знаниями, то осознавали бы, что как раз присутствие этих элементов свидетельствует против наличия объективной связи, поскольку в иудаизме с момента разрушения Храма отсутствует как Ритуал в строгом смысле слова, так и священство; в то время как любой масон и любой хотя бы сколь-нибудь осведомленный критик (даже если он не рассматривает масонство как религию) легко согласятся с тем, что Ритуал является центром и фокусом всей масонской деятельности. Что же тогда остается такого, что может рассматриваться как общая черта масонства и еврейства, что это за черта, которая заставляет такое множество людей, пусть в основном бессознательно, смешивать их друг с другом и даже отождествлять как единое зло?