Выбрать главу

Во второй фазе Ритуала мы приближаемся к представлению об использовании мертвого тела, с которым произошли два значительных изменения по сравнению с первичной анимистической схемой: тело сгнило и, следовательно, негодно для магических целей, и вместо того чтобы использовать тело и управлять им при помощи Слова, проводящие обряд расчленяют его в поисках самого этого Слова. Ритуал, имеющий перевернутую схему, является общим местом в сравнительном религиоведении, и использование нами слова первичный является чисто терминологической условностью, вероятно не имеющей никакой исторической основы. Но оно может помочь нам понять модификации в религиозных феноменах, когда они не даны нам в своей исторической последовательности[533]. Таким образом, если распад трупа Хирама является естественным и спонтанным, хотя он тоже символически воспроизводится в ритуале, его расчленение является умышленным и преднамеренным: цель состоит в том, чтобы найти Слово Мастера Масона в его теле и стать этим Словом. Собирание вновь того, что было расчленено, придает специфически масонскую окраску евхаристическому типу ритуала, обращая его обычное направление и используя распадение (вместо распределения) для того, чтобы стать сверхъестественным элементом.

Евхаристический характер этой фазы ритуала становится еще более явным в экзотических модификациях, которые были сделаны в некоторых из Высших Степеней. Джон Феллоуз пишет: «В практике, существующей в новой степени масонства, называемой Le Petit Architecte… кандидату дается некое зелье [своего рода «жертвенный пирог», сделанный из семян мака и меда], о котором ему говорится, что оно является частью сердца Хирама, сохраненной с момента его убийства…»[534].

Эта интерпретация, конечно, оказывается в противоречии не только с собиранием тела Хирама вновь перед (вторым) погребением, но также и с официальным погребением Хирама.

Последняя фаза Ритуала, составление вновь разложившегося тела, символизирует реинтеграцию «падшего человека», человека вообще, а также человека, потерявшего «Слово-Душу-Себя» и пребывавшего во тьме невежества. В соответствии с такой неогностической интерпретацией, смысл этой фазы ритуала соответствует в целом концепции вечного возвращения, разработанной Мирней Элиаде. Согласно этой концепции любой ритуал, связанный со смертью, может также рассматриваться как ритуал Перехода: после своей «второй смерти» («первая» символизируется обрядом перехода как таковым) протагонист возвращается к первоначальному состоянию, иногда состоянию до творения, состоянию цельности и полноты, символически предвещаемому обрядами посвящения. «Инаковость» здесь приобретает квазитемпоральный аспект: восстанавливая тело Хирама (т. е. Кандидата), Ритуал возвращает Кандидата в его золотое предмирное прошлое, исполненное знания, счастья и невинности, прошлое, где он становится един с «другой» жизнью, которая более реальна. Одновременно Ритуал ведет Кандидата вперед, к будущему, которое является его окончательной, действительной физической смертью; он готовит его тело к общепринятым похоронам, лежащим за пределами масонского Ритуала[535].

Когда я пишу все это, я помню о том, что даже такая простая и, несомненно, бинарная оппозиция, как «естественным путем разложившееся тело» /«сверхъестественным путем воскресшее тело», никоим образом не исчерпывает проблемы, даже если мы ограничимся масонским контекстом. Согласно розенкрейцерской легенде, тело Христиана Розенкрейца, основателя Братства Розенкрейцеров (который прожил 106 лет), было обнаружено спустя где-то 120 лет после его естественной смерти все еще нетронутым разложением. Это промежуточное положение может вполне говорить о том, что мы здесь имеем дело со своего рода спячкой, напоминающей о состоянии «полусмерти-полусна», которое приписано королю Грааля в поэме автора 12-го века Вольфрама фон Эшенбаха[536].

Переход от этой последней фазы к обычному еврейскому погребальному обряду, который приказал совершить для Хирама Соломон, отражает двусмысленность этой фазы. Дело в том, что если ритуальный стержень Хирамовой легенды предполагает, что восстановление тела было магическим актом — актом сверхъестественной трансформации, то контекст легенды, как целое, предполагает, что это собирание тела было просто приготовлением мертвого тела Хирама к похоронам, иудейский характер которых не оставляет места для чего-либо сверхъестественного в связи с мертвыми телами. Как мы уже видели, в разъяснениях к Ритуалу Достопочтенный Мастер говорит Кандидату, что посредством символического страдания и умирания в качестве Хирама он будет должным образом подготовлен к собственной реальной и естественной смерти. И именно этой смерти следует чрезвычайно трезвый и строгий похоронный обряд такого рода, который был осуществлен после смерти д-ра Андерсона; намного более трезвый и строгий, чем даже еврейские погребальные обряды, справленные по Хираму. По ходу официального объяснения процедур ритуала основной акцент делается на смертности масона/кандидата, на его смерти как естественном феномене, на последующем разложении трупа как естественном феномене и на его собирании вновь для погребения как чисто формальном акте «символического приготовления» к его последним масонским (более не еврейским, как в случае с Хирамом) погребальным обрядам.

вернуться

533

При условии, что мы употребляем термин «первичный» и другие подобные термины как чистую абстракцию нашего собственного понимания. Так, «прошлое», о котором мы говорили в начале главы, — это, на самом деле, тоже не больше чем абстракция нашего понимания фактов религии.

вернуться

534

или происходит от нее. Наиболее существенным здесь является то, что, хотя в контексте Ритуала Хирам есть Слово, а Слово есть Душа, как центральный персонаж легенды, воспроизводимой в Ритуале, Хирам остается простым смертным. От смертного человека, не являющегося духом, не ожидается — согласно мифологическому контексту, — что он знает, что произойдет с ним после смерти. В своем чрезвычайно интересном комментарии к одному из ранних кельтских мифических циклов братья Рис отмечают, что великие волшебники знают, как чудесным образом превращаться в различных животных, но, превратившись, они уже не осознают себя волшебниками, которыми они начинали этот ряд превращений. Таким образом, наш материал может быть легко редуцирован к двум основным пунктам. Первый состоит в том, что как волшебники, так и вещи или существа, в которые они превращаются, являются естественными и наделенными некоторым видом или степенью осознания, соответствующими физическому статусу существа: человека, или листа, или камня, или стрекозы и т. д. Второй — это то, что считается сверхъестественным, — превращение из одного существа в другое, превращение, которое можно представлять как результат сознательного импульса со стороны волшебника в момент превращения, вслед за которым наступает бессознательное состояние, продолжающееся, пока он остается этой другой вещью (см.: Rees В. and Rees A. Celtic Heritage. London, 1973).

вернуться

535

Этот «внеритуальный» характер масонского погребения, его немистический, не-трансформационный смысл и чрезвычайно рационалистическое понимание его самими масонами решительно подчеркивались почти всеми масонскими авторами 18-го столетия. «Последние почести, оказываемые умершему, полезны только в качестве наставления для живущих… Устремите свой взгляд на последнюю сцену; посмотрите на жизнь, лишенную ее украшений и представленную в ее естественном состоянии; и тогда ты будешь убежден в тщетности тех пустых мечтаний…»: Preston W. Op. cit. P. 205.

вернуться

536

«Спячка» такого рода является одним из самых распространенных мотивов в германском, кельтском и кавказском фольклоре.