Теперь мы не можем не вернуться к масонскому ритуалу в целом, как наиболее явному примеру того, что я назвал религиозным синкретизмом. Рассмотрим, как этот чрезвычайно странный феномен религиозного сознания нашел себе выражение в контексте такого ритуала.
Начнем с конца, со смерти Мастера Масона и последующих похорон. Эта церемония никоим образом не связана с ритуалом Мастера Масона или каким-нибудь другим тайным ритуалом масонства, хотя она может быть и непонятна присутствующим не-масонам.
Кончается все, когда очень краткий, специфически масонский обряд, проводимый после обычной англиканской, баптистской, католической или другой заупокойной службы, уже состоялся. Присутствующие масоны полностью сознают, что их действия являются не только последними перед погребением или кремацией, но отличаются, по сути, от обычных заупокойных служб — поскольку их не-христианский характер самоочевиден не только для присутствующих христиан, но также и для любого масона, который может их совершать. Не знаю, рассматривают ли они свое чтение псалмов и хлопанье в ладоши как иудейское (или в большей степени иудейское, чем христианское), или, по крайней мере, как нейтральное по отношению как к христианству, так и к иудаизму. Но я абсолютно уверен, что масонам, проводящим эти последние обряды, среди которых много англиканских священников (в их числе некоторые епископы), очень хорошо известно: то, что они делают, вполне совместимо с христианством или иудаизмом, или с ними обоими. Современный масонский похоронный обряд относится к христианскому (или любому другому) похоронному обряду, который ему предшествует, образом, аналогичным тому, как древнееврейский погребальный обряд Хирама относится к трем фазам масонского ритуала посвящения Мастера Масона. Обе церемонии выдают отчетливо синкретический характер этих трех фаз. Как современный масонский похоронный обряд нейтрализует духовный, ориентированный на душу характер христианской заупокойной службы, так и иудейский похоронный обряд Хи-рамовой легенды нейтрализует анимизм, внутренне присущий трем эпизодам, которые ведут к нему, — изувечение тела, разложение (как естественное, так и преднамеренное) мертвого тела и его восстановление. Из этого не следует, конечно, что масоны и евреи не верят в существование души и в жизнь после смерти, — отнюдь не так. На самом деле из этого следует, что как масонство, так и иудаизм, если их рассматривать в синкретическом контексте ритуала, очевидным образом не ориентированы на идеи о душе и жизни после смерти. Именно этот синкретический контекст всегда генерирует тип самосознания, отмеченный религиозным релятивизмом, без которого масонство вообще невозможно описать или понять[537].
Еще раз возвращаясь к погребальному обряду в Хирамовой легенде, но на этот раз рассматривая его в свете религиозного синкретизма, мы увидим, что нет никакого противоречия между иудейскими представлениями о естественности смерти и нечистоте трупа и третьей фазой Ритуала, восстановлением тела. Для синкретических рамок Ритуала сама Хирамова легенда — независимо от того, когда и где она сформировалась или стала средством воплощения современных или реконструированных моделей более ранних, — отражает в своей структуре и сюжете некоторые представления о других ритуалах, абстрагированные от своего действительного осуществления задолго до того, как эта легенда была принята масонами для своих целей и приняла современную форму. Мы назвали эту фазу Ритуала (восстановление тела Хирама) «двусмысленной» именно потому, что она содержит идею, которая показалась бы совершенно магической и анимистической, если на нее смотреть с точки зрения двух предшествующих фаз, и вполне формальной и естественной — если смотреть с точки зрения последующего погребального обряда. В компаративистской перспективе все известные отношения к мертвому телу формируют спектр, на двух полюсах которого находятся две крайности: полное уничтожение трупа, как в кремации, при которой не сохраняются никакие останки или прах, и его максимальное сохранение, представленное древнеегипетским обычаем мумификации. Еврейская погребальная служба может быть помещена где-то посередине, поскольку разложение трупа оставляется на волю природы. Труп не является темой для иудаизма[538] — так же как и душа. Иудаизм при помощи своего очень формального и простого ритуала нейтрализует магию и мифологию третьей фазы масонского ритуала, что, в свою очередь, демифологизирует и проливает свет монотеизма на первые две фазы. Давайте, однако, не забывать не только о том, что три фазы ритуала даны нам в еврейском (по крайней мере, формально) контексте, но и о том, что вся легенда приводится внутри масонского контекста. И здесь можно сделать следующий шаг: религия масонов нейтрализует, до некоторой степени, еврейский монотеизм легенды таким же образом, как последний уже нейтрализовал анимизм ритуала.
537
Масонские апологеты 19-го века весьма опасались возможных богословских последствий употребления понятий «синкретизм» и «релятивизм» (или их эквивалентов) в описании масонских ритуалов и верований. Они были не способны принять тот факт, что их религиозная ситуация была синкретической и релятивистской, и постоянно пытались представить ее в терминах только веры, т. е. как монотеистическую по определению и христианскую по смыслу. Один из наиболее типичных случаев выражения такой позиции можно увидеть в:
538
Здесь я хотел бы отметить, что весь спектр представлений, связанных с погребальными обрядами, можно также увидеть как имеющий три, а не два крайних случая. В таком случае египетская мумификация будет противопоставлена иудейскому погребению как максимально неестественное (искусственное) сохранение — максимальному естественному разложению и индийскому погребальному костру — как максимальное неестественное сохранение — максимально неестественному разрушению. Эти три крайних случая я склонен рассматривать как абстрактные неисторические модели человеческого религиозного отношения к мертвому телу.