Говоря исторически, можно рассматривать британское масонство как определенную, отлитую историей форму индивидуального религиозного самосознания; форму, которая, будучи однажды отлита, продолжает существовать без каких-либо существенных изменений практически с момента объединения обеих Великих Лож, Древней и Новой. Мы уже усвоили, что предмет истории состоит в изменении ее объектов и что изменения в масонском религиозном самосознании ощутимы только в своих внешних проявлениях — и почти исключительно в отношениях масонства с окружающим миром. Но поскольку такие указания на внутренние изменения были редки и немногочисленны на протяжении последних двух столетий, необходимо вернуться к понятию «внешней» масонской истории как последовательности реакций на масонство со стороны внешнего мира и ответных реакций со стороны масонства. Именно поэтому, размышляя над изменениями в современном британском франкмасонстве и пытаясь найти в них какие-либо тенденции, которые были бы специфическими для нашего времени, мы вновь придем к тому, с чего начали наше вступление: стремительно мчащийся мир в противоположность остановившемуся обществу символических строителей. Тогда последний вопрос, который остается задать любопытному внешнему наблюдателю, будет, пожалуй, таким: не объясняются ли именно таким разрывом в скорости исторических изменений между франкмасонством и остальным миром (остальной частью страны, общества) все, или почти все, так называемые масонские проблемы?
Наше исследование приближается к концу. Основная тенденция в сегодняшнем масонстве в Британии состоит в том, что, начиная с конца Второй мировой войны, оно определенно перешло в стойкую оборонительную позицию. На мой взгляд, эта тенденция определяется тремя основными факторами:
1. Масонство в Британии, как организация, не представляет собой политической, политически влиятельной или находящейся под влиянием политики группы[586]. В отличие от своих французских коллег, обычно политически левых, британские масоны более или менее равномерно распределены в политическом спектре (в основном по центру). Именно это, очевидно, сделало масонство в этой стране легкой мишенью для критики левых радикалов, равно как и обвинений со стороны правых популистов.
2. В силу условий и обстоятельств его происхождения и распространения, масонство в этой стране никогда не было антиклерикальным. Не только невозможно представить себе британское масонство без участия англиканских клириков, но само функционирование этой организации — в особенности в высших эшелонах Цеха и Высших Степенях — весьма клерикально по стилю и характеру. Из этого следует, что какой бы острой ни была критика участия духовенства в масонстве со стороны церкви, она остается внутренним делом англиканской церкви, или Объединенной Великой Ложи, или их обеих, но никогда не принимает форму конфликта между церковью и масонством, как обстояло и обстоит дело во Франции.
3. Наконец, в силу своей политической невовлеченности, социальной абстрагированности, религиозной неопределенности и идеологической несерьезности, масоны в Британии спонтанно выработали и развили совершенно неформальную и гибкую инфраструктуру, инфраструктуру, которая может быть описана как набор несистематизированных «мягких» предпочтений. Они основаны на следующем принципе: когда существует выбор между двумя вариантами (или кандидатами, если речь идет о должностях или контрактах) одинакового качества, один из которых масонский, а другой нет, то предпочтение отдается первому. Это, возможно, сомнительная практика, но, как мне кажется, этим все и ограничивается: речь не идет о чем-то более зловещем, чем сеть «старых знакомств», какое бы обличье она ни принимала.
Подводя итог всему, что было сказано о масонской политике, я прихожу к тому же выводу, что и Линн Дюмериль, а именно: масонство не является посредником между своими членами и внешним миром[587].
Однако эти три фактора — политический, религиозный и экономический — определяют сегодняшнюю ситуацию масонства в глазах внешнего наблюдателя, впрочем, лишь настолько, насколько его интересует то, что кажется меняющимся и временным в реакции Братства на изменяющийся мир и наоборот. Более того, в том балансе сил и тенденций, которым характеризуется ситуация масонства, перевешивают другие факторы — те, которые характеризуют организацию с самого начала и будут продолжать характеризовать ее в будущем. На самом деле, я никогда бы не посмел взяться за написание этой книги-конгломерата фактов, идей, размышлений и умозрений (моих и других людей), если бы с самого начала не ощущал, что тема масонства намного шире, чем оно само. В конечном счете речь идет о фиксации того, что относится к самой сущности британской цивилизации и что, будучи привито к другим цивилизациям, западным и восточным, новым и старым, проявило себя как относящееся к сущности их всех, или, если воспользоваться словами покойного графа Поборовского, как сущностное в своей «не-существенности»[588].
586
Если бы оно было властью, то это была бы власть без политических целей и даже без какой-либо определенной проводимой политики. «Влияние франкмасонства направлено на моральный, а не материальный прогресс» — так писал М. Б. С. Хайэм, Великий Секретарь, в газете «Таймс» от 20 сентября 1988 г. Даже делая скидку на масонскую риторику, я склонен полагать, что нельзя не принять это его са-моописание как яркий пример осознания масонством себя.
587
588
Это не игра слов, поскольку очень часто мы рассматриваем как «не-существенное» то, что, хотя и не играет значительной роли в нашей повседневной жизни и языке, спонтанно раскрывает себя как значительное для всех эпох и цивилизаций вообще. Вот почему вполне оправдано применение слова «архетип» к масонству как организации (а не только как к Ритуалу): Ibid. XI.