После всего вышесказанного, становится ясно, что единственная позиция, которая остается для меня, — это позиция третьего комментатора: я прокомментирую решение Великой Ложи после тех комментариев, которые были сделаны газетой Индепенденш и герцогом Кентским. Преимущество быть третьим состоит в том, что у меня есть право прокомментировать не только первичный текст, но также и комментарий к нему. Однако, как любой комментатор, я должен ограничиться исключительно тем, что говорит данный текст о масонстве — будь то речь, статья или книга, написанная кем-либо, неважно, «за» или «против» него. Только исходя из этого условия, я могу добавить к тексту свою собственную интерпретацию.
Итак, эти три предложения заключают в себе суть проблемы масонства.
Давайте начнем с проблемы секретности, поскольку наказанию должно быть подвергнуто нарушение клятвы о неразглашении тайны. Странность масонов состоит в том, что они никогда не делали тайны из факта наличия у них тайн. Больше того, с момента основания Великой Ложи Англии они предали широкой огласке этот факт в десятках памфлетов, стихотворений, песен, даже прологах и эпилогах театральных представлений, и, как жаловался один из самых ранних оппонентов, «всегда нескромно гордились своими дурацкими секретами». Масонские секреты были разоблачены перед теми, кто находится вне масонства, в сотнях книг, написанных в основном бывшими масонами, лжемасонами, квазимасонами, лицами, выдававшими себя за масонов, изменниками масонства и иногда «честными оппонентами» Общества.
Но даже после разоблачения тайна остается тайной, если ее понимание является тайным по определению, или, как сформулировал преподобный Джордж Оливер, enfant terrible масонской историографии: «Никому невозможно раскрыть тайны природы, кроме тех, кто способен понять их, иными словами, тем, кто находится внутри Науки о Природе, — например, физикам и знатокам естественных наук. Это относится и к тайнам масонства». Из этого следует, что масонские тайны, в этом смысле, теряют всякий смысл вне Ложи, в то время как внутри нее их смысл исключительно символический.
Этим также объясняется, почему описание масонских ритуалов в этой книге (собственно говоря, и в любой другой книге) не является раскрытием их тайн. Тайна не содержится в обладании фактической информацией о словах, действиях, жестах и т. д., ни даже в объяснении их смысла в таких понятиях, как их происхождение от Легенды о Хираме-строителе, которая совсем не является тайной (или даже их соответствие этой легенде). Тайна содержится в понимании значения символов в уникальном контексте их ритуального воспроизведения в Ложе. Каждая деталь обряда католической евхаристии может быть предана публичной огласке, более того, должна бытъ предана огласке, по причине своей экзотерической природы, однако полное понимание ее значения доступно только посвященным. Так же и полное понимание смысла масонских ритуалов — и более того, смысла их секретности — открыто только для масонов.
Отсюда следует, что значение термина «секретность», как он употребляется масонами, почти всегда и всеми понимается неправильно. Ключевым здесь является понимание принципиального различия между значением терминов «символический» и «тайный» на языке масонов. Если масонские тайны носят символический характер, значит, клятва также является символической — как и любое наказание за нарушение этих клятв, сколь бы зловещим оно ни звучало.
Таким образом, немасон не может сказать: «Нет никакого способа для меня узнать эти тайны», потому что на самом деле он может это сделать, если захочет, — хотя вне контекста он не будет способен понять их. Именно этот фактор не только «поддерживает репутацию общества как тайного», как сказал Великий Мастер, но, на мой взгляд, усиливает постоянное напряжение не только между масонством и общественным мнением, но и прежде всего внутри «коллективного сознания» самого масонского общества[1]. Напряжение возникает из конфликта между знанием о масонстве, которым обладает публика, с одной стороны, и непониманием ею того, что она знает, и невозможностью такого понимания — с другой. Это напряжение пассивно усиливается самим институтом франкмасонства, поскольку масонство не может не чувствовать, что такова цена, которую оно должно платить за свою весьма удобную автономию и отдельность от остальной части человеческого сообщества. Такая цена не может быть слишком высокой[2]. В то же самое время именно это напряжение постоянно генерирует осознание масонами самих себя как людей, обладающих знанием, которое не является доступным для всех, которым нельзя делиться с другими (или даже, в зависимости от степени, с другими масонами), но которое носит совершенно исключительный характер.
1
Я не использую здесь термин «коллективное сознание» в том смысле, как его использовал К. Г. Юнг. Здесь идет речь о том, что большинство высказывавшихся по теме масонства рассматривают как свое (чужое, общее) мнение по этому предмету. Следовательно, моя задача состоит в том, чтобы проинтерпретировать сказанное и написанное ими как определенную разновидность
2
Мой друг Джеффри К., масон со стажем, заметил об этом решении Великой Ложи, упомянутом в статье в «Индепенденте»: «Это такая глупость, они [Великая Ложа] просто поддались на дешевую угрозу. Они могут делать, что хотят, — я никогда с этим не соглашусь». Кевин Р., единственный школьный учитель-масон, которого мне довелось встречать, сказал: «Они сделали это, потому что так боятся