С утра оба генерала присутствовали на военном параде и демонстрации трудящихся на Красной площади, потом хозяин провез гостя на машине, показав ему Москву, в которую тот пожаловал впервые. В глубине души он был польщен, что гость предпочел наблюдать военный парад в его обществе, оставив сопровождающего его посольского партайгеноссе в группе других приглашенных сотрудников посольства. Несмотря на то что Земмельсдорф был в штатском, военная выправка выдавала его с головой. Кламрот не преминул обратить на это внимание, полагая, что сделал комплимент, но бригаденфюрер лишь криво улыбнулся. И вот от этой гримасы на генерала повеяло вполне ощутимым холодком. Ему подумалось, что правы были его берлинские друзья, которые говорили: Гитлер мало-помалу убирает из МИДа кадровых дипломатов, заменяя их своими людьми. И не только из МИДа. Эти люди должны были забыть своих прежних друзей, старые привязанности, фронду молодых лет. Теперь они принадлежали фюреру, и только ему.
Изрядно подустав и чуточку промокнув, они оба наслаждались уютом теплой гостиной генеральского особняка, намереваясь согреться русским национальным напитком.
— По-моему, единственное, что русские могут делать хорошо, — это их водка. Предлагаю тост за наш праздник, — берлинский гость, чокнувшись с Кламротом, отпил глоток из крохотной рюмки, с веселой иронией наблюдая, как хозяин лихо опрокидывает в рот жгучую жидкость. — Однако, Эрих, вы так по-русски это делаете, что мне становится не по себе.
— Посмотрел бы я на вас, Вилли, проживи вы в России столько, сколько я.
Оба замолчали, дожидаясь, когда водка принесет долгожданное тепло и расслабление. Кламрот, согревая в руке пустую рюмку, вдруг вспомнил, как в 1931 году, будучи представителем рейхсвера в СССР, он посещал воинские части на Урале, в Свердловске и Оренбурге. Уже тогда он усвоил, что Москва — это далеко не вся Россия и что, сидя в ней, не понять сути этой огромной страны, на территории которой он когда-то родился. В Оренбурге он провел восемь дней в кавалерийской дивизии. У него были посещения воинских частей и в Курске, и в Бердичеве, но это была все-таки Европа. И эта российская Европа была лишь малой частью необъятного государства Российского, к оглушающим масштабам которого он прикоснулся в той поездке. А как сердечно его принимали красные командиры… генерал с невольной улыбкой глянул на пустой бокал, стоящий перед собеседником. И тот, на мгновение погрузившийся в свои мысли (любопытная коллизия — два высокопоставленных немца вместо шнапса пьют русскую водку за национальный день труда, официальный немецкий праздник, аналог русского Первомая), тем не менее заметил веселый взгляд военного атташе.
— Чему вы улыбаетесь, Эрих?
— Глянул на наши наперстки, — Кламрот кивнул на пустой бокал и снова улыбнулся, — и случай один вспомнил давний. В начале тридцатых ездил в Оренбург в кавдивизию русских. А там живут и служат уральские казаки. И у них есть такой обычай: встречая гостя, они подают ему шашку, — генерал показал руками, как он брал шашку, — и ставят на нее стакан с водкой. Ну, дали мне эту шашку в руки, с заданием я справился, но это было последнее, что я вспомнил на следующий день. Правда, они быстро привели меня в чувство.
— Да… в те годы мы были почти союзниками, строили совместные планы… против Польши, — Земмельсдорф сделал многозначительную паузу. — А что до русских обычаев, то я бы предпочел, чтобы у них в обычай вошли дисциплина и организованность. Хотя в нынешней политической обстановке будет лучше, если мои пожелания сбудутся как можно позже.
«Вот так недвусмысленно и категорично. Кажется, предчувствия меня не обманывают…»
— Надо признать, они в то время переняли у нас много разумного в организации управления войсками.
— Я знаком с вашими отзывами о русских в те годы.
«Однако наверху меня, кажется, снова изучают. Ладно, надо заканчивать болтовню о прошлом и возвращаться на грешную землю».
— Как вам сегодняшний парад, Вилли? Увидели у русских что-то новое для себя?
Кламрот пытался заговорить об этом еще в машине во время экскурсии по Москве, но Земмельсдорф ловко ушел от разговора. Возможно, не хотел вести серьезный разговор в присутствии шофера.
— Ну, это ваша задача сравнивать прошлогодний парад с нынешним, — гость явно пытался уколоть атташе. — Что до меня, то… Можно еще водки, не до конца согрелся. Только не на шашке, — Вилли попытался сгладить резкость предыдущей реплики. Взяв рюмку, он прошелся по гостиной. — Извините, Эрих, но вы лучше меня знаете, как русские умеют организовывать эти… как это по-русски? Деревни?
— Потемкинские деревни?
— Да, да, спасибо. Но к сегодняшнему дню это не относится. Я думаю, сегодня они показали то, что у них имеется в реальности. Никаких сюрпризов я для себя не увидел, — собеседник отхлебнул из рюмки. — Откровенно говоря, мне сегодня гораздо интереснее другое. Техника техникой, но в любой армии главная фигура — солдат. Русский солдат вынослив, неприхотлив и бесстрашен, это аксиома. Но им надо умело командовать. А после такого разгрома, который учинил Сталин командному составу Красной Армии в прошлом году, я просто не могу представить, кто будет управлять этой армией.
— Ходят слухи, что мы приложили к этому некоторые усилия…
— Ну, заслуги абвера и военных в этом нет. Как и в оценке военного потенциала русских… Не обижайтесь, Эрих, но наверху недовольны. К сожалению, в ваших отчетах в Берлин мало заслуживающей внимания информации.
«А вот это уже серьезно, — подумал Кламрот. — Что это, товарищеский намек или официальное предупреждение?»
— Но, Вилли, вы даже не представляете себе, как здесь сложно работать. Это не Бельгия, не Франция. Ощущение такое, что НКВД следит за каждым твоим шагом.
— А что вы хотите? В той же Франции у императора Бонапарта был министром полиции знаменитый Фуше. Говорят, у него была абсолютно совершенная система сыска и шпионажа. Но… времена меняются. Франция от автократии перешла к демократии, и благодаря этому мы имеем там значительно лучшие позиции, чем в России.
Кламрот открыл было рот, чтобы возразить собеседнику, но вовремя спохватился. То, о чем он хотел сказать, могло обернуться против него. Ведь он собрался напомнить посланцу из Берлина о представителе русского царя при дворе Наполеона Александре Чернышеве.
Чернышев был одним из семи русских «военных агентов», направленных военным министром Барклаем де Толли в столицы европейских государств в качестве сотрудников «Особенной канцелярии» — специального органа российской военной разведки. За короткий срок Чернышеву удалось создать целую сеть информаторов в правительственных и военных кругах Франции, многие из которых стоили больших денег, например сотрудник военного министерства Мишель. Хотя информация, получаемая от Мишеля, стоила потраченных денег. Он входил в группу офицеров, составлявших дважды в месяц так называемую «Краткую ведомость» — сводку о численности и дислокации французских вооруженных сил. Она составлялась в одном экземпляре и предназначалась лично Наполеону. Император Александр Первый получал копию этого документа через неделю.
Через бывшую любовницу Наполеона Полину Фурес, хозяйку великосветского салона, Чернышев познакомился с секретарем топографической канцелярии Наполеона. Сей чиновник снабдил разведчика копиями карт целого ряда городов Европы и их окрестностей, с обозначенными на них укреплениями, арсеналами, дорогами. Так что не сидела русская разведка сложа руки перед походом Бонапарта на Россию. Но и Земмельсдорф все-таки был недалек от истины. Довольно быстро французская контрразведка засекла повышенную активность военного агента, и тот вынужден был покинуть Париж. К сожалению, заметая следы, Чернышев допустил серьезную ошибку, в результате которой был арестован и гильотинирован его агент Мишель.