Когда несколько часов спустя она сходила по лесенке вниз, ноги у нее болели от долгого сидения на корточках. Она прошла к себе в комнату и села за стол, за которым вела запись домашних расходов и деловую переписку Фреда. Но сейчас она написала на конверте адрес своей школьной подруги Джозефины Шефер, которая уже много лет работала секретарем в каком-то процветающем нью-йоркском издательстве. Потом принялась за письмо: «Дорогая Джо, посылаю тебе бандеролью дневники, которые я только что нашла. Они все пронумерованы по порядку, ты увидишь. Писала их Клодина, которая, судя по всему, тайком пристрастилась к этому занятию. Сказать откровенно, я не знаю, как мне с ними поступить, я подумала и решила послать их тебе. Может быть, у вас в издательстве есть кто-нибудь, кому можно их показать?»
Лили покусала губы и стала писать дальше: «Дело в том, что Клоди уже давно лежит в больнице (поэтому-то я никак не могу вырваться к тебе в город), диагноза ей поставить не могут, и поправляется она очень медленно. У меня такое ощущение, что ее болезнь каким-то образом связана с этими дневниками, но если это и не так, я ни в коем случае не хочу, чтобы она узнала, что я их прочла, и тем более что я послала их тебе и их читал кто-то еще. Ты, я уверена, меня поймешь. Прости, что я так долго тебе не писала, но ты представляешь, как я сейчас кручусь, а Фред забежит домой на несколько минут перекусить — и сразу же в больницу. Передай от меня привет Джейни. Целую. Лили».
И буквально через три дня, как ей показалось, Джо позвонила. Властный и требовательный телефонный звонок раздался в ту самую минуту, как Лили вошла в пустой, гулкий дом. Она в волнении подбежала к аппарату.
— Лили, это я, Джо. Мистер Ноулс просидел над дневниками Клодины всю ночь и теперь хочет поговорить с тобой. Ты не возражаешь?
— Нет, нисколько, — пролепетала Лили, — пожалуйста.
В трубке зазвучал мужской голос:
— Мисс Краус, я вам очень благодарен за дневники вашей племянницы. Мне бы очень хотелось напечатать их в том виде, как они есть, и я надеюсь, фирма мою идею одобрит. Для нас эти дневники просто находка — в них все так естественно, ни одной фальшивой ноты. Великолепно, просто великолепно! Но прежде я хотел бы задать несколько вопросов вам, если позволите.
Лили открыла было рот, чтобы ответить, но слова не шли. Она облизала губы, но и это не помогло. К счастью, мистер Ноулс не стал дожидаться ее ответа.
— Мисс Краус, мисс Шефер рассказала мне, что вы работаете в библиотеке и что Клодина — девочка из провинции, которая всего два раза была в Нью-Йорке и видела, может быть, только Радио-Сити и Метрополитен-музей. Вы мне можете дать слово, что не помогали ей, то есть не давали ей советов что-то добавить, что-то выкинуть, что-то изменить?
— Мистер Ноулс, — взволнованно заговорила Лили, — я вообще узнала о существовании этих дневников несколько дней назад. Я не поправила в них ни одного слова и послала Джо все, как было. И если вы мне не верите…
— О, вашего слова вполне достаточно, вполне. Но мне бы хотелось навестить вас, если можно. И Клодину, разумеется. Когда удобнее всего это сделать, мисс Краус?
Лили растерялась.
— Клодина сейчас очень больна.
— Тогда я буду вам звонить. А когда ей станет лучше и она будет в состоянии выдержать путешествие, может быть, вы с ней приедете сюда как гости нашего издательства.
И вот что произошло, когда Лили пришла в следующий раз в больницу — она рассчитывала свои визиты так, чтобы попасть между Фредом и Робином Уэлсом. Клодина лежала на двух плоских и длинных больничных подушках, и голова ее казалась маленькой и хрупкой, словно у куклы, которую кто-то сунул в постель. На бледном, осунувшемся лице блестели светлые глаза, ставшие за время болезни еще более выпуклыми. Лоб тоже еще больше выдавался вперед. «Заставлю-ка ее выстричь челку, — подумала Лили, — так ей будет гораздо лучше». А тела под одеялом словно и вовсе не было. На постели рядом с Клодиной лежала «Повесть о двух городах».