— Но это ведь то же самое, что я раньше говорила про обыкновенных людей! — Майя была явно разочарована.
— Да, черт...— проговорил Мишка недоверчиво,— а как же насчет этого самого... Великой цели в жизни?
— Чушь! Если бы обыкновенный плотник не сбил гвоздями каравеллы, Колумб не открыл бы Америки! Колумб и плотник равны перед историей!
— Но помнят только про Колумба,— усмехнулся Игорь. — Плотник не думал открывать Америки...
— Неважно, что он думал! Важно, что он делал! Мы слишком много думаем, мы прокисли от дум, мы просолились думами, как селедки! Надо поменьше думать! — Он вспомнил, что именно эти слова сказал ему на прощанье капитан. Теперь они неожиданно вырвались у него самого.
— Юродство на старый лад... Типичное толстовство, — Игорь тщательно выискивал слова. — Что же, прикажешь пахать землю и сажать картошку?
— Да, пахать землю и сажать картошку!
— И этим приносить пользу человечеству?
— И этим приносить пользу человечеству!
— Ты снова лицемеришь: ведь ты-то собираешься писать стихи, учиться в литинституте!
— Кто тебе сказал?
— Не помню... Кажется, сам Бугров... Ты слышал такого?..
— Так вот, — сказал Клим не без торжества.— Никакого литинститута не будет. Я пойду на завод.
— Делать гвозди?
— Да, делать гвозди!
Молчание нарушил Мишка.
— Идиот, — сказал он с тоской. — Нет, вы когда-нибудь видали такого идиота?
Они были ошарашены. Они ему просто не верили. Он не считал нужным их убеждать. В прошлом было слишком уж много слов... Он ждал, что скажет Кира. Она только пожала плечами. Ясно: она тоже ему не поверила. Ведь раньше никогда он об этом не заикался. Как они не могут понять, что два дня способны перевернуть жизнь?..
По реке, зарываясь в воду по самые трубы, маленький черный буксир тянул длинную баржу. За кормой баржи, словно молодой конек на поводке, приплясывала лодка. Потом прошла рыбница, бойко тарахтя мотором; из-под носа в обе стороны, как седые усы, далеко расходились жгуты белой пены.
— Хорошо, — сказал Игорь, и по его тону, вкрадчиво-спокойному, Клим догадался, что сейчас будет нанесен главный удар. — Гвозди — так гвозди... Я согласен, чем-то надо и подметки приколачивать... Но тебя ведь не гвозди привлекают, вместо гвоздей ты тут свою идейку подсовываешь...
— Какую идейку?..
— Да вот эту самую... Обыкновенные люди... Поменьше задумывайтесь, копайте картошку... А ведь это куда проще, чем «отвечать за Вселенную», как говорил некогда некий синьор Бугров... Проще, спокойней и... и безопасней!..
Клим вздрогнул от обиды, его особенно ужалило последнее слово. Так вот что Игорь понял из всего, о чем он говорил!..
— Хватит! — заорал он. — Ты не смеешь так говорить! Люди строили, воевали, отдавали жизни... А мы — одни мы гении! Мы и вправду закопались черт знает в чем, не чувствуем свежего воздуха, а жизнь течет, и люди есть люди... С недостатками, да, что ж, не всем быть... Как... Но это же наши, советские люди, им за их дела надо памятник из бронзы отлить, а мы... Надоело! Душно! Противно!.. Так действительно... До контрреволюции можно дойти!..
— Не маши руками, — осадил его Игорь. — Страусы все равно не летают. Ты типичный страус, синьор Бугров. Привет от Михеева. Привет от капитана. Привет от Митрофана и от Никоновой. Привет от Гоги Бокса и Коки Фокса. Ты у них кое-чему научился. Да здравствует смирение и двадцать правил поведения для школьников! Ты сам не веришь в то, что говоришь. Но — так надо. Ты ловко умеешь изворачиваться. И завтра ты будешь распинаться о своих ошибках. Чистосердечное признание облегчает вину...
— Да, признаю! — бешено крикнул Клим. — Все признаю! И мне наплевать, что ты обо мне подумаешь!..
Мишка давно уже лежал на спине, заслонив глаза рукой, и по его виду нельзя было определить, слушает он спор или дремлет, пригревшись на солнышке. Только пальцы его ног, зарывшихся пятками в песок, давали знать, что Мишка усиленно думает. Особенно выразительными были большие пальцы с отросшим и острыми ногтями. В такт им шевелились, остальные, но этого никто не замечал. Так что для всех полной неожиданностью было, когда Мишка, в последний раз поиграв пальцами, приподнялся, сел, смахнул с плеч приставшие песчинки и, жмурясь на солнце, сказал спорщикам:
— Заткнитесь.
Потом он потер ногу об ногу, очищая их от песка, и, увидев когти на больших пальцах, поспешно зарыл ноги снова в песок, метнув стыдливый взгляд на девушек. После этого он сказал:
— За что мы боролись, хотел бы я знать? Мы боролись, чтобы не было мещан, и все такое прочее. У Клима получается, что мещан вообще не существует, но это абсурд, достаточно вспомнить, что существует Никонова и Митрофан. Мы боролись с мещанством, и мы правильно делали, и тут Игорь прав: мы должны были бороться. Теперь другой вопрос. Как мы боролись? — он выдержал паузу и громко сглотнул слюну.— Мы боролись как индивидуалисты, потому что боролись в одиночку. А боролись в одиночку, потому что вели «секстанстскую» политику.