И — ради чего? Ради чего все это?
Он впервые задал себе такой вопрос на бюро: зачем, ради чего сидит он перед людьми, которые его судят?..
Да, Бугров... С того дня, как они встретились, над ним повисло дамокловым мечом: а Бугров? Вдруг он сочтет его таким же, как все — мещанином, трепачом?.. Он делал все, что хотел Бугров. И даже сейчас... Один, в темной комнате с наглухо закрытыми ставнями, представляя, как он войдет завтра на трибуну, он ловил себя на, мысли: а Бугров?.. Какими глазами взглянет на него Бугров?..
Но разве не знал он раньше всю бесполезность, обреченность затей Бугрова?..
Нет. Нелепо думать, что ввязался он в эту историю из-за Бугрова...
Но тогда — ради чего?
Неужели ради того, что скажут все эти мамыкины, казаковы или еще там кто-нибудь, что скажут те, кого — каждого в отдельности — он ни во что не ставил?..
От мыслей, нахлынувших на него, ему стало жарко и беспокойно. Он перевернулся на спину и почувствовал, как в бок ткнулось что-то твердое. Игорь нащупал статуэтку Наполеона.
С тех давних пор, как Бугров его высмеял из-за этой статуэтки, она неприкаянно скиталась по всей комнате, кочуя из угла в угол. Игорь и теперь, ощутив ее чугунную тяжесть в своей руке, хотел по привычке зашвырнуть ее под стол, но вовремя опомнился. Даже в таком пустяке он привык повиноваться Бугрову!
Из передней донеслись голоса, громкие, возбужденные. Он с досадой узнал Мишку и Майю. Меньше всего хотелось бы ему сейчас встречи с ними! Он присел, затаил дыхание, прислушался.
— Игорь очень устал... А что же, по-вашему, он должен делать?..
В тоне матери раздражение. Она не пустит их. Игорь вскочил, распахнул дверь.
— Вот и он! — радостно вскрикнула Майя.
Они оба стояли у порога — дальше им путь преграждала Любовь Михайловна.
Мишка обиженно сверкнул стеклами очков.
— То-то же,— проворчал он,— а то спать... Выдумают же...
Мать делала ему какие-то знаки, но Игорь притворился, будто не замечает.
— Проходите,— сказал он угрюмо и пропустил Мишку и Майю вперед.
— Ты что, фотопленку проявляешь? — спросил Мишка, в темноте громыхнув о стул.
— Может быть,— сказал Игорь и щелкнул выключателем.
— Нет, в самом деле, чего ты? — проговорила Майя, жмурясь от яркого света.
Она присела к столу, Мишка, хмуро озираясь, стал с нею рядом.
Игорь с треском выдвинул нижний ящик стола, достал пачку папирос, присел напротив ребят на кушетку, закурил и выпустил из ноздрей дым двумя тонкими струйками.
Майе не нравилось, когда он курил. Она считала это пижонством. Но сейчас она ничего не замечала,
— Надо что-то решать, мальчики,— сказала она и взглянула на Игоря.— Мы были у Клима, его нет, мы его ждали-ждали, потом помчались к тебе. Надо что-то решать...
— Что? — спросил Игорь отрывисто.
— Ясно, что,— сердито сказал Мишка.— Надо спасать человека.
— Да? — холодно переспросил Игорь.— И как же мы будем спасать?
Мишкино лицо, погруженное в тень абажура, выглядело необычно суровым и строгим.
— Одни мы тут ничего не сделаем. Надо поднять ребят. Чтобы завтра все выступили и выложили всю правду. Все как есть... Там будут люди, они поймут!
— Да? — сказал Игорь.— Это кто же выступит? Эти бараны?
— Ребята,— сказал Мишка.
— Бараны,— сказал Игорь.
— Я говорю, ребята,— сказал Мишка.
— А я говорю — бараны,— сказал Игорь.
Они достаточно хорошо понимали друг друга.
Губы Игоря сложились в едкую усмешку.
Мишка достал из кармана платок и начал старательно протирать очки.
— Ты не прав, Игорь,— смущенно вмешалась Майя.— Ты же видел, никто ребят не тянул, они сами пришли в райком...
— А как же — бесплатное развлечение!
— И отправились к Вере Николаевне...
— А это помогло?..
— Они и сейчас не расходятся, ждут ее. Ты бы знал, как ждут!.. Мы не должны так плохо про всех думать...— она произнесла это мягко, тоном уговора.
Игоря взорвало.
— Что с вами? — сказал он ломким, вздрагивающим голосом.— У вас поотшибало память или вы превратились в сверхидиотов? Кто выступит завтра? На кого вы надеетесь? На тех, кто языком шевельнуть боялся — раньше, когда им ничто не угрожало?.. Теперь, теперь они выступят?.. Теперь, чтобы их вместе с нами поперли из школы?..
Его трясло от ярости.
Майя никогда еще не видала его таким.