— Не знаю, что он хочет сделать, но теперь ничего такого не надо делать, потому что ребята...
Капитан, будто очнувшись, оборвал его:
— Так-так... Значит, сделает, говоришь? Ну-ну...— и с какой-то смесью гордости и страдальческого злорадства посмотрел на Клима и подмигнул ему: — Сделает! Витька... С-с-сукин сын... Он для тебя родного отца зарежет...
Климу вспомнилась рассеченная губа Шутова. Что здесь произошло между ними, отцом и сыном?..
Капитан потянулся к фотографии, медленно поднял ее, подержал на вытянутой руке и со вздохом положил перед собой.
— Дурак он, твой Витька. Увидишь его — так и передай... Дурак. Что толку?.. Мертвых — не подымешь, а живых — не спасешь...
Он вылил остатки из графина себе в стакан. Руки его дрожали, горлышко частой дробью вызванивало по стеклу. Водку он выпил не спеша, схлебывая короткими глотками, как пьют горячий чай. Потом вытер ладонью рот, еще раз взглянул на донышко и осторожно поставил стакан на стол.
— Кончено,— тихо и четко сказал он, как будто отвечая самому себе на какой-то вопрос.— Ванин прав: от себя не уйти. Кончено...
— Что кончено? — спросил Клим.
— Жизнь кончена, — сказал капитан. И взгляд у него стал ясным и трезвым.
О чем он говорит? О какой жизни? Ванин... Кто такой Ванин? И перед этим... О мертвых... Клим мучительно пытался понять, какое, отношение все это имеет к Виктору, к нему, к самому капитану — и только ощущал здесь какую-то тайную связь, но в чем она?
В чем?..
Капитан сидел, тоскливо горбясь, закрыв лицо руками. Он бы не заметил, если бы Клим вышел из комнаты...
Но Клим не уходил. Он уже смутно предчувствовал, что узнает, должен узнать что-то сегодня, сейчас, от капитана... И снова в его голове вихрились те же непонятные вопросы.
Внезапно он ощутил, что за ним наблюдают, и увидел — сквозь прижатые к лицу Шутова пальцы — безжизненные, похожие на осенние листья глаза. Они смотрели прямо на него, смотрели в упор.
— Ты в самом деле ничего не знаешь? — глухо спросил капитан.
О чем это он? Клим, не сразу сообразил, что это относится и к Виктору, и к тому, о чем тот собирался говорить завтра.
— Нет.
— Не знаешь?..
— И тогда... когда я вызывал... тоже не знал?
— Я не знаю, о чем вы...
— Не знал... Я знал, что ты не знаешь... Знал! — со странным торжеством проговорил капитан, отнимая руки. Правая щека его конвульсивно подергивалась, он улыбался, весь просветлев, но Климу стало жутко от этой улыбки.
— Я знал, что ты не знаешь! — крикнул капитан, поднимаясь из-за стола и роняя с тяжелым грохотом стул. — Знал! Щенки!.. Если бы вы знали... Вы бы еще в люльке поседели от страха! Чего вы хотите доказать? Кому доказать? Пропадете! Все! Или подохнете, как капитан Шутов, и будет вам вечное проклятье от ваших же детей! Если бы вы знали!..
Он вцепился пальцами в край стола и наклонился вперед. Губы его корчились.
Клим тупо смотрел на него, понимая только, что все, о чем говорит капитан, враждебно ему и направлено прямо в сердце. Шутов же, провыв последние слова, прислушался к своему голосу, склонил голову — и вдруг опять встрепенулся и грохнул по столу кулаком. Графин, стоявший на краю, подпрыгнул и свалился. Клим бросился подбирать осколки, но капитан остановил его.
— Не сметь! — дико заорал он. — Пусть бьется, всё бьется к чертовой матери! Вы должны знать, все знать — и тогда забейтесь под стол, за печку, запритесь на все ключи — и не дышите! Слышишь — не дышать!
«Он пьян... Он не понимает, что говорит», — думал Клим, в душе понимая, что Шутов и пьян и трезв в одно и то же время. И капитан, как будто подслушав его мысли, сбавил голос:
— Нет, я не пьян, ты напрасно так полагаешь, — заговорил он, заглядывая ему в глаза: — Когда человек говорит правду, всегда считается, что он пьян... Или сумасшедший... И его надо... Сейчас же!..
А я не пьян. Это весь мир пьян и на ногах не стоит, а на карачках ползает... И хорошо... Учись ползать, Бугров, пока не поздно!.. Слышишь? Я тебя научу ползать, я! Сегодня научу! Слушай, Бугров, одна такая ночь бывает у человека в жизни — одна только...
Он схватил Клима за плечи, толкнул на диван и сам опустился рядом. Клим попытался вывернуться, но острые пальцы капитана клешнями впились в его плечи, прижали к спинке.
— Думаешь, ты знаешь, куда идешь, на что идёшь?.. Ты еще зелен и глуп, чтобы знать!.. Были! Сотни... Тысячи людей! Каких людей! Ради правды не жалели себя, ни крови своей, ни жизни!.. А их — за правду, за кровь, за все — в порошок, в пепел!.. И твой отец... Он был из них, из тех — и с ним сделали то же... Понимаешь?.. Нет?.. Тогда слушай. Слушай и запоминай. Кроме капитана Шутова тебе никто такого не расскажет!..