Они не заметили, как прозвенел звонок и двор опустел.
Наступившая тишина заставила Мишку очнуться.
— Сейчас химия,— сказал он грустно.— Идем, а то в класс не пустят.
Клим сидел, уперев локти в колени, и невидящими глазами смотрел перед собой.
Мишка тронул его за плечо.
Клим не двинулся.
— Хорошо,— медленно сказал он.— Тогда — к черту химию. К черту все на свете. Ява не ждет. Где твоя Великая теорема Ферма? Мы не можем упускать хотя бы один шанс!
4
Обед, как всегда, начинался ровно в четыре.
Николай Николаевич двумя пальцами поднял вилку, приблизил к глазам, прищурился, и его бледное бескровное лицо альбиноса передернула мучительная судорога.
— Надежда, я уже говорил и не устану повторять: человек, страдающий язвой желудка, нуждается в идеальной чистоте.
Голос его походил на мерное жужжание бормашины, которое по вечерам раздавалось из кабинета, где Николай Николаевич принимал пациентов.
Надежда Ивановна робко ахнула, подхватила звякнувшую о стол вилку и торопливо вышла из комнаты. Она была на целую голову выше своего мужа,— статная, полнотелая, с красивым крупным лицом, но трепетно пугалась всего, что может рассердить Николая Николаевича.
...Четыре в квадрате— шестнадцать. Четыре в кубе — шестьдесят четыре. Четыре в четвертой степени...
...Шестьдесят четыре помножить на четыре... Получится...
Клим хмурился, остановив стеклянный взгляд на пустой тарелке. Он уже наизусть знал все, что произойдет дальше. Надежда Ивановна, с полотенцем через плечо, принесет и положит перед Николаем Николаевичем другую вилку, и Николай Николаевич снова поднимет ее, как и первую, и посмотрит на свет. Потом он вяло поморщится, то есть улыбнется, погладит жену по мягкому безвольному подбородку и скажет:
— Надеюсь, тебе понятно, что я никогда не придираюсь к пустякам...
И потом он будет есть манный суп. Потом паровые котлеты с гарниром из моркови. И они тоже будут есть эти скользкие, разваливающиеся котлеты и глотать морковь. Почему-то каждому, кто ест вместе с Николаем Николаевичем, становится неловко и стыдно, что у него нет язвы желудка... Потом Николай Николаевич ляжет отдыхать, а Надежда Ивановна уйдет на кухню. Там, в уединении, она будет есть жареное мясо или рыбу, густо смазав их горчицей или хреном. Она будет есть и мыть тарелки, а в промежутках между едой напевать негромким приятным голосом: «Я плачу, я стражду, душа истомилась в разлуке». Перед войной она училась в консерватории. Николай Николаевич даже купил ей пианино. «Настоящий «Беккер»,— говорит он знакомым.— Идеальный звук!» Пианино стоит в гостиной. На нем никто не играет. Весной в него насыпают нафталин. Покончив с посудой, Надежда Ивановна будет вытирать с него пыль.
...Шестьдесят четыре на четыре — двести пятьдесят шесть. Хорошо. Теперь пять в четвертой степени...
После манного супа на столе появились паровые котлеты.
...— Кстати, это ведь тебя касается...— расслышал Клим.
— Шестьсот двадцать пять,— сказал Клим.— Что меня касается?
В серых выпуклых глазах Надежды Ивановны метнулась тревога.
— Ты уже заговариваешься, Клим,— сказала она, подкладывая ему в тарелку.
— Это результат неумеренного чтения,— сказал Николай Николаевич.— Нельзя столько читать в твоем возрасте.
— Знаю,— буркнул Клим.
— Она хочет с тобой познакомиться,— сказала Надежда Ивановна.— Умненькая, хорошенькая, просто прелесть! Да ты и сам увидишь...
Все цифры мгновенно выпрыгнули у Клима из головы.
— Кто хочет со мной познакомиться?
На полных губах Надежды Ивановны он заметил женски-коварную улыбку. Оказалось, что это дочь ее новой приятельницы, сверстница Клима, и что вместе с матерью она явится сегодня к ним вечером.
Клим поперхнулся котлетой.
— Зачем?
— Да нельзя же всю жизнь прожить таким бирюком!
— Можно,— сказал Клим.— Я лучше уйду. Ну их всех к черту!
— Ты слышишь, Николай? Но ведь у него же совершенно невыносимый характер!
— Характер тут ни при чем,— отозвался Николай Николаевич, тщательно обтирая губы салфеткой.— Но я настоятельно рекомендую тебе, Клим, заглянуть в зеркало. Ты зарос, как питекантроп. Под твоими ногтями нашли приют миллиарды болезнетворных бацилл и микробов. Тебе необходимо вступить в общение с девушками. Это облагородит твой внешний облик, а также твою, вульгарную и неряшливую речь.
Клим был уже готов взорваться, но его опередила Надежда Ивановна.
— Ну, Клим! Ну, пожалуйста! — заговорила она с вкрадчивым отчаянием.— Ты представляешь, в каком положении я окажусь?.. Я очень тебя прошу! Очень!