– Я на свете уже пятьдесят пять лет живу, и ни разу сыпи не было.
– Потому что ты толстокожая.
– Может, ей дать что-нибудь?
– Моника привезет из отделения лекарство, выкупает ее и помажет мазью.
– Я сама могу ее выкупать.
– Слушай, спрячь свою гордость в карман. Ты еще не раз будешь ее купать.
– Постой, как только бабка выздоровеет, она к ней переедет…
– Баба? – подхватила Оля.
Иоанна многозначительно посмотрела на меня.
– Ты что, малышня, подслушиваешь? А какие у тебя лошадки красивые! – промурлыкала она, садясь рядом с Олей на ковре.
Приехала Моника. Она оказалась дружелюбной, опрятной женщиной лет сорока, невысокой, статной, с осветленными прядями на голове и ярким макияжем. В общем, тип жены новоиспеченного богача. Но она оказалась отличным профессионалом: Оля сразу ее приняла и без протестов разрешила себя выкупать, помазать мазью, одеть и накормить. Видно было, что медсестра любит детей и свою работу. Я ей сразу позавидовала.
Моника занялась Олей, Марианна домом, а мы с Иоанной забились в какой-то уголок и разговаривали. Наконец хоть какая-то часть этой ноши свалилась у меня с плеч. Пусть не вся, но достаточно, чтобы почувствовать себя лучше.
Уходя, Аська задала мне тот вопрос. Она единственная, кто мог сделать это так легко.
– Слушай, а ты еще пьешь?
– Нет, – соврала я.
– А успокоительные?
– А зачем? К вечеру я уже так устаю, что сразу засыпаю. Да и Оля иногда просыпается по ночам, и я должна ее слышать.
Иоанна посмотрела на меня подозрительно, но отстала. Я на самом деле почти не пила в эти дни.
Прошел праздник Трех Королей, но Магда все еще лежала в больнице. После похорон Малгоси и Павла Роберт занялся ее «переездом» в Варшаву, вроде это было ближе. Оказалось, что ее состояние все-таки осложнилось и пришлось делать шунтирование. Мне никто не сказал, на когда намечена операция и как она себя будет чувствовать потом. Моего мнения никто не спросил, и никому до меня не было дела. Оля потихоньку врастала в мою жизнь.
Глава 6
Откуда-то издалека, прорываясь сквозь шум в голове, послышался звонок. Он не давал мне покоя. Назойливый, как омерзительная толстая муха, он садился на меня и не давал себя прогнать. Доставал со всех сторон, даже забирался под одеяло. Наконец, я попыталась на нем сосредоточиться. Что это вообще такое? Откуда он? Где эта муха? Сознание медленно возвращалось. Звонок становился все ближе, громче, заглушал шум в моей голове. Он уже причинял боль. Мне с трудом удалось поднять веки, а звонок все не умолкал. Звонок? Да, звонок в двери. «Холера! Что же это такое?» – спросила я себя и открыла глаза. В окна лился дневной свет. Я лежала на кровати в своей комнате, которая служила мне и столовой, и спальней, и гостиной, и кабинетом. Звонок все никак не умолкал, он звенел без передышки и действовал мне на нервы. Пришлось встать, потому что это был единственный способ от него отделаться. Открыла входную дверь. Солнце ослепило меня, и я несколько секунд ничего не могла разглядеть. Кто-то оттолкнул меня с дороги и ворвался в дом:
– Холера, что происходит? Ты жива? Почему трубку не берешь и дверь не открываешь? – кричала Иоанна.
Каждый звук отражался от моего затылка и громом атомного взрыва отдавался в той части мозга, что отвечала за восприятие речи.
– Не ори так, – попросила я.
– Буду орать, меня тут чуть кондрашка не хватила! Я пятнадцать минут звонила! Я полицию вызвала – сама двери выбивать не хотела.
– Какую полицию?
– Обычную! Холера! Польскую национальную полицию!
– Так отмени вызов. Видишь же, что я жива.
– А где Оля? – крикнула Аська, врываясь в мою комнату. – Ее нигде нет! Где Оля?
– Оля? – переспросила я тихо, и тут до меня дошло. Где Оля?
– Оля! – звала Аська, мечась по дому. – Оля! Ты о ней забыла? Холера! Забыла о ней?
– Оля! – Я кинулась вслед за ней.
Мы посмотрели в ванной, в гостевой комнате, в старой спальне моих родителей, но ребенка нигде не было. Наконец, осталась только кухня, но она была заперта, потому вряд ли бы малышка могла туда зайти. Иоанна открыла двери и ахнула. В этот самый момент в дом ворвались двое полицейских.
– Что здесь происходит? Кто кричал? – заорал один из них.
– Вы вызывали полицию? – спросил второй.
Я стояла в дверях кухни, а Иоанна пыталась пройти вглубь по полу, покрытому осколками тарелок, стаканов, рассыпанной кашей и макаронами. Там было все – и джемы, которые еще мама закатывала, и разлитый смородиновый сок, и запасы риса, каш и других продуктов, которые я уже столько лет не использовала. Я огляделась. Нигде и следа Оли. Вернее, повсюду ее следы, а ее самой не видно.