— Сегодня я пью из-за вас. Нечего меня поучать и порицать. У вас для этого есть класс. Или учительская натура так и рвется наружу? Черт вас сюда принес, — хрипло произносит он с каким-то безразличием.
В Гермионе есть место и для испуга и для отвращения. Все это вместилось рядом с этим человеком, который без спроса, вопреки ее воле, влез к ней в душу и мысли, поселившись там.
— Зачем вы пьете из-за меня? — тихо спрашивает девушка, слушая свое громкое сердцебиение.
— Послушайте, мисс. Если вам что-то не нравится, вы знаете что с этим делать. В школе вы, помнится, боролись за права эльфов. Можете основать группу нелюбителей алкоголя и проводить воскресные собрания.
— А вы как обычно злы.
— А вы как обычно… Слишком правильны.
— Какая есть.
— В этом то и проблема, — со злым блеском в глазах усмехается он.
— А если бы была неправильной?
— Тогда мне было бы проще…
— Вы привыкли плохо думать о людях.
— Это помогает терпеть их. И себя. А вы мне всю игру портите.
Гермиона жалеет, что пришла к нему. Но уйти уже не может. Слишком поздно.
— Так думайте обо мне плохо, — в отчаянии восклицает она. Подступающая обида все больше душит ее.
— А я что по-вашему делаю? Думаю о вас хуже, чем о других. Всегда.
— Помогает?
Северус делает глоток из фляжки и внезапно гневно рычит.
— Нет! Провались все к дементорам! Что ты со мной сделала, девчонка? Если бы не ты… Плевать я раньше хотел на условности. А сейчас… Я поверил в несуществующее…
Он тяжело опирается о старый дуб. И Гермиона на миг проникается этой древней мудростью и спокойствием, что веет от дерева. Оно многое что повидало и его вовсе не удивляет разговор двух людей. Его мысли — а Гермиона знает, что деревья умеют думать и чувствовать — далеко. И это внеземное, которое источает старый дуб, на мгновение успокаивает ее и возвращает ей то чувство безмятежности, с которым она совсем недавно оставляла робкие следы на снегу. Возможно, это реакция ее мозга. Она не желает слушать все то, что говорит Северус Снейп. Защитный механизм. Поэтому она не перебивает его и не задает вопросов, а просто смотрит и слушает, пытаясь абстрагироваться.
— Говорите и вы мне «ты», Грейнджер.
— Не могу, — отзывается она и печально улыбается. — Это будет нечестно по отношению к самой себе. Ведь на людях нужно будет говорить «вы». Похоже на ложь, не находите, профессор?
— Знаете, еще до вашего приезда мне уже все осточертело. Но я подумал, что если вы уедете, то уеду и я, а если останетесь…
— Вы гнали меня и подбивали к тому, чтобы я уехала. Вы сами хотели этого, должно быть. Вы сами, профессор, боялись того, что ждет вас здесь.
— Все-то вы знаете, Грейнджер. Это невыносимо.
— Сэр, вы думали только о себе. Почему не хотели сделать что-нибудь бескорыстно? Разве здешние дети не заслуживают этого?
— А вы, мисс Грейнджер, бескорыстны? Нужно брать пример с вас, очевидно. Вы эталон доблести и чести.
— Я тоже эгоистка, — не обращая внимания на его иронию, сознается Гермиона. — Должна была написать в Министерство, но не сделала этого, потому что знала, что если сделаю, то придется уйти. А я хотела остаться.
— Ради школы? — вкрадчиво спрашивает он ее.
— Нет, не только, — еле слышно отвечает она, опуская взгляд.
— Черт, — ругается он и, завинтив крышку на фляжке, прячет ее в карман теплой мантии. — Вы понимаете, что снова провоцируете меня? — он подходит к ней совсем близко. — Не умею я ухаживать. Дают — беру. Черт, — снова ругается он и быстрым движением убирает свисающие на лицо пряди назад, к затылку.
— Я уже говорила, что наши отношения бессмысленны? — усмехается девушка, боясь поднять взгляд. — Мы нуждаемся в помощи друг друга, как начальник и подчиненная, как люди, но только делаем первый шаг, как моментально все портим…
— Что вы можете знать об отношениях, вы еще так зелены. Что у вас там с этим Уизли было? Чем вы занимались там, на озере?
— Целовались, — не скрывая, отвечает Гермиона и по старой привычке задирает подбородок.
— И только? Какая смелость, — глаза у Снейпа загораются. — Я могу с вами сделать все что угодно и где угодно.
— Вы слепо мстите всем. Это ясно по вашим словам и поступкам, — Гермиона хмурится, глядя на него. — Мстите мне, себе, другим. Зачем?
Ей так хотелось достучаться до него, она подалась вперед, выжидая, что он все-таки откроется.
— Это ваши глупые инсинуации, мисс Грейнджер.
— Я говорю, что думаю.
— А делаете, что хотите? — спросил Снейп, с интересом разглядывая ее лицо. Пряди волос снова упали ему на лоб и щеки. Гермионе хотелось прикоснуться к ним, как он в прошлый раз прикоснулся к ее волосам. Но рука ее замирает на полпути. — Говорите, что не ищете обычаев для поцелуев? Вот он момент, никакой омелы, никаких обычаев. Поцелуете меня?
— Нет.
— Разве вы не за этим пришли? — с какой-то особой злобой спрашивает он. — Вы испытываете мое терпение, вечно подзуживаете меня, провоцируете. Говорите двусмысленно или просто намекаете, и это сводит с ума.
Он валит Гермиону на снег, и крик застывает у нее в горле, не в силах вырваться наружу, как и она под его напором. Она чувствует на себе его злые поцелуи, они покрывают ее щеки, лоб, губы. Она в ловушке. Его сильные руки сковали ее запястья, распластали на снегу. Девушка отворачивает от его лица голову и громко дышит. Подступающий плач душит ее. Снейп не сразу замечает ее слезы, но они действуют на него отрезвляюще. Он вскакивает и отходит от нее, но Гермиона, отвернувшись, не видит как в его глазах застыл ужас от сотворенного. Она не видит, как он в молчаливом крике стучит по древнему дубу. Она просто дышит. Глубоко вдыхает свежий морозный воздух. Поднимается только тогда, когда перестает слышать свои громкие спутанные мысли, когда давящая тишина опускается на нее, щеки прихватывает морозом, а слезы давно уже перестали течь.
Она поднимается и видит истоптанный, изрытый обувью снег. От такого снега не веет тишиной. Такой снег не дарит спокойствие.
========== 14. Обманчивое спокойствие ==========
Совесть свою она заглушает усердием. Во время каникул они с Ритой пересекались два раза — в итоге у Гермионы накопилась приличная пачка писем от читателей «Ежедневного пророка», и девушка с головой ушла в изучение материала. Теория ее подтверждалась. Большинство из писем свидетельствовало о том, что возникновению магии у детей способствовало сильное эмоциональное потрясение. Почему раньше никто об этом не догадывался? Или же… Двоюродный дядя Невилла, Элджи, не раз пытался спровоцировать способности у мальчика. Он знал каким-то образом о том, что сильные эмоции влияют на магический потенциал. Откуда у него эти знания, задалась вопросом девушка. Было бы любопытно узнать у него.
Все свободное время от тяжких мыслей Грейнджер посвящала разработкам уроков. Нужно было тщательно обдумать, что же может вызвать у детей прилив возбуждения от внезапной радости. По началу на ум приходили только единороги и гиппогрифы, затем она решила, что в первый же день после каникул расспросит детей об их тайных мечтаниях. Возможно, это натолкнет ее на мысли как им помочь.
Драко прибыл вечером накануне первого рабочего дня, Луна и Невилл — в обед. Они привезли Гермионе домашних сладостей и наперебой рассказывали о том, чем занимались в свободные от работы деньки.
— Ну что мы все про себя и про себя, — резко прерывает рассказ Невилл. — Как у тебя прошли каникулы, Гермиона?
Девушка продолжает улыбаться, но с каждой секундой ей становится все сложнее прятаться за маской беззаботности. Она находит в себе силы ответить друзьям, чтобы не вызвать у них подозрения. Все в порядке, она пытается и пыталась убедить в этом и себя. Прочь мысли о нежелательных разговорах с директором, о его поступках. Гермиона чувствует, что обманывает саму себя. Но это обманчивое, напускное спокойствие отчасти спасало ее в минуты отчаяния, когда она была на грани депрессии. Они спасали ее от хандры.
***
Она дает детям задание, а сама вызывает каждого по одному к себе. Сажает рядом и тихо начинает беседу.