— Не смей называть меня трусом, девчонка! — злится он на свою промашку. — Можете считать как угодно. Я не хочу портить вам жизнь, как сделали это вы, когда появились в Йерме.
— Портить жизнь?! — возмущается гриффиндорка и буквально задыхается от этой фразы. — Чем же, простите, я вам ее испортила?
Гермиона встает напротив него. Злость сильнее обиды, она не может вот так просто уйти, не выяснив все до конца. Она складывает руки на груди. Нет, она не актерствует, она действительно находится в поисках истины.
— Ваш первый раз, — без тени смущения говорит он, — должен быть другим.
— Это вы решаете, какой должен быть мой первый раз? — еще больше злится Гермиона. — А второй раз, значит, по вашему мнению, должен быть таким? Уже можно, да? — переходит она на крик.
— Забудьте.
— Я никогда это не забуду! — восклицает Гермиона. — Из всех самых чужих людей вы для меня самый чужой! — она со злостью вытирает слезы. — Я думала, что… я верила, точнее… — девушка мотает головой и по-детски закрывает ладонями лицо.
— Что вы думали? — в голосе Снейпа чувствуется волнение.
— Я была о вас другого мнения. Готова была поверить, что вы… сможете измениться.
Снейп зло усмехается.
Обманчивый покой сегодняшнего дня разоружил Гермиону полностью. Глупая девчонка, ругает себя Грейнджер, она верила, верила в него! Верила, что потихоньку сможет вернуть его к жизни, указав на все ее ценности, обрести с ним тихое счастье. Ведь он не просто же хотел ее, она подозревала о его чувствах, осознавала, что он просто слишком горд, чтобы назвать их любовью. Она искренне хотела ему помочь. Такого предательства она не простит, даже несмотря на то, что он одумался в последнюю секунду.
Снейп застыл, погрузившись в задумчивость, словно в оцепенение. На его лице гримаса отвращения. К себе, к тому, что несколько минут назад могло произойти.
— Если бы не ты, — внезапно говорит он, — я бы никогда ни в чем не сомневался. Я бы закончил начатое. Если бы не ты, — повторяет он, глядя ей прямо в глаза, пытаясь найти в карих несчастных глазах себе оправдание. — Ты сама подбила меня играть втемную, слишком распалила меня. Я бы никогда не получил желаемого, но ты же и остановила меня. Какая-то часть моего мозга решила поверить тебе, в то, что невозможное осуществимо.
Гермиона лишь качает головой — ей ни к чему его признания. Она хочет только одного — убежать, скрыться подальше, чтобы больше не видеть его, но он продолжает говорить, и отчего-то она не двигается с места.
— Я потерял покой, который, мне казалось, я обрел. И все из-за тебя.
— Звучит, как признание, — глухо говорит она, не веря, что она вообще с ним разговаривает.
— Это и есть признание, черт побери! Это было сложнее, чем вытерпеть Круциатус — оторваться от тебя!
— Покоя нам больше не найти, — откликается Гермиона после долгой паузы. Она говорит медленно, тщательно подбирая слова. — Мы будто ждем друг от друга помощи, но ни вы, ни я не готовы уступить…
Она поднимает на него глаза и видит до боли знакомую злую и красноречивую усмешку на его лице. Зачем вообще она это сказала? Прочь! Скорее прочь отсюда, из этого проклятого места, от этого проклятого человека. Как-нибудь она справится, как-нибудь дети справятся. Она расскажет все Луне и Драко, поделится своими планами. Они продолжат ее дело. А она уедет… Куда? Неважно. Главное, подальше от этого человека.
Дрожащими от гнева и недавних унижений пальцами она достает из кармана куртки палочку и решительно произносит заклинание.
***
От холодного воздуха Йерма девушка съеживается и скорее спешит оказаться внутри темного замка. Она вбегает на черное крыльцо и порывисто дергает за ручку двери. Мчится по лестнице к себе в комнату. От бега ей становится жарко, но она не снимает куртку, а лишь зло вытаскивает чемодан из-под кровати и начинает колдовать — порывисто, отчаянно, быстро. Заклинания получаются не сразу, вещи, пустившись в дикий пляс, сталкиваются друг с другом в воздухе, спеша оказаться на дне чемодана.
— Гермиона! — взволнованно окликает ее Мэри. — Ты нашла Миранду?
— Где она? — вторит ей Китти.
— Не нашла! Нет ее! — рявкает гриффиндорка, сама от себя такого не ожидая. Секунды спустя она жалеет, что так резко ответила попавшим под горячую руку близняшкам. — Простите, но поисками вашей сестры будет отныне заниматься профессор Снейп.
— Вы не можете все бросить, — на пороге появляется директор, тяжело дыша. Он явно бежал за ней.
— Могу! — кричит она. — И еще как брошу!
Вещи, перестав быть контролируемыми ее волшебной палочкой, падают на пол. Герб Хогвартса с пожеланием от МакГонагалл приземляется прямо возле ее ног. «Гермионе, вступающей в жизнь» — читает она, и от этих слов ей становится еще более тоскливо.
— Выйдите отсюда немедленно! — сердито произносит девушка. — Я вас не приглашала, здесь нет для вас ничего интересного, спиртного я не держу, — ядовито выплевывает она эту фразу.
— У тебя есть все, чего я мог бы захотеть, — не боясь ее злости, тихо отвечает он, подходя ближе.
— Правда?! — с сарказмом спрашивает она. — В таком случае должна вам сообщить, профессор, что свою единственную возможность вы упустили, дав мне противоядие!
Снейп придвигается к ней вплотную, лицом к лицу.
— Угрожаешь? — спрашивает он, хватая ее за сгиб кисти.
— Считайте как хотите! Ох, Мерлин! Я не хочу вас видеть! — она обессиленно садится на кровать.
— Прошу, Гермиона… — начинает он, но девушка его не слышит, цепляясь за первое слово.
— Просишь?! Ты не просишь, ты принуждаешь!
Все еще сжимая ее руку, он шепчет ей на ухо:
— Не будь ты такой упрямой…
— Вы все только портите! — говорит она, чувствуя, как его рука начинает сжимать ее запястье. Боль становится невыносимой, но она не показывает этого. Она должна вытерпеть, должна показать ему, что она сильная. Доказать себе.
— Я, как мальчишка, бегаю за вами. А вы чисто по-женски обижаетесь, психуете, исчезаете. Вот вам доказательство моих чувств.
— Это ничего не доказывает, — с яростью произносит она. — Пустите!
— Ты же сама этого хотела, — он делает свой тон мягче. — Признайся, хотела ведь. Вчера, я видел.
— Если видели, зачем же пытались заставить!
— Я лишь раскрепостил ваши чувства, — ухмыляется он. — Это была не Амортенция. Разве вы, такая умница, не знаете, что любовное зелье начинает действовать сразу же? Это зелье лишь усиливает влечение. Если бы вы ничего не чувствовали ко мне, то оно бы на вас не повлияло.
Гермиона ошарашена услышанным. Блефует? Или нет? Она смотрит в его черные глаза, боясь верить его словам. Опять, наверное, обманывает. Играет с ней.
— Вы осуждаете меня? — спрашивает он. — Я лишь помог двум скромным героям, мисс Грейнджер.
— Пожалуйста, — просит она, — уйдите.
Она и сама не знает, чего хочет, прося его уйти. Странная рассеянность овладевает ей. Просто так надо, говорит она самой себе. Надо, чтоб он ушел. Ничего уже не будет как прежде. Почему он все портит, что он за человек? Она должна уехать, подальше отсюда, и от Лондона тоже, чтобы вылечить свое сердце от него, искоренить его полностью, чтобы собрать все осколки разбившихся надежд и безжалостно выкинуть их. Чтобы больше никому и никогда не доверять, не верить ни в кого.
— Я никуда не уйду. Вы тут же сбежите. Что я потом скажу Брустверу?
В его голосе звучит та ненавистная шутливая интонация, которая так пугает Гермиону. Положение, в которое он ее поставил, способ, которым пристыдил и высмеял, лишают девушку остатков уверенности. На смену ей приходит удивление. Удивление вместо способности кричать и топать ногами и требовать дальше, чтобы он ушел, а после — умирать в одиночестве от атакующих болезненных мыслей, сжимающих грудь будто в тиски. Она удивляется себе, что спокойно сидит сейчас и смотрит на его лицо, в его глаза. Она устала. Внутри все перегорело, и чувства, так нежно питаемые ей к нему, вмиг куда-то испарились, оставив после себя лишь блеклый след разочарования. Поразительно внезапная перемена чувств. Она сидит и размышляет. О том, что недавно произошло, о том, почему он здесь сейчас, держит ее за руку. Кисть давно одеревенела, но она не вырывается и не плачет, а размышляет, и ей стыдно за себя. В ней пустота, сотворимая им. И облегчение от того, что не нужно теперь уже бороться. Ни за кого и ни за что. Все четко и удивительно просто встало на свои места. Что это? Перерождение? Пробуждение? Сон? Безумие? Вот, значит, какова молодость. Снейп прав. Снейп. Прав. От этих слов ее губы складываются в ядовитую усмешку, подобную той, которой так часто потчевает ее директор. Она действительно еще зелена. Оказалось, что все ее убеждения неверны и непостоянны. Он прав. Ей здесь не место.