Слишком поздно. Она действительно написала Брустверу. Вывалила ему всю правду разом, ничего не утаив.
А потом, сразу после того, как Снейп покинул ее кабинет — пожалела. Опять усомнилась. Он вновь заставил чувствовать ее себя виноватой. Гермиона разрывалась, металась между двумя огнями: Бруствером и Снейпом. Ее совесть не давала ей покоя. Она действительно провинилась и сильно. Перед ними обоими. Теперь уже поздно. Снейп пока не знает, а когда узнает… Что будет? Их выгонят? Проект закроют? Но она рассчитывала на понимание Министра. Их беседа в теплице затронула в ней те струны души, которые она поклялась, оставшись здесь и приняв условия игры директора, не трогать. Девушке внезапно стало холодно и зябко от мысли, что Бруствер может действительно уволить Северуса Снейпа. Что она наделала? По ее вине… его репутация будет подмочена. Она так и видела громкие объявления в газетах, насмешки Скитер — уж та не поскупиться на них.
Решено. Она все исправит. Она поговорит с Министром, а может, он еще не прочел ее письма, того отчета, который так жаждал получить? Ведь бумага не сможет передать всего, всех обстоятельств. Несомненно, Грейнджер разъяснит лучше. Покается, попросит дать им еще один шанс, ведь теперь все наладилось, теперь, когда есть результаты, их школа сможет ожидать прибавления.
Гермиона собирается в спешке. Она выбегает из замка поздно вечером, никому ничего не сказав, прихватив с собой по привычке лишь маленькую бисерную сумочку. Преодолев антиаппарационный барьер, тут же отправляется в Лондон, торопится, нажимая комбинацию цифр в сломанной телефонной будке. На ее счастье, Министр все еще в своем кабинете. Она застает его с письмом в руках. Со своим письмом.
— Министр, — громко произносит она, пытаясь отдышаться.
Он поднимает на нее глаза. Гермиона выдерживает его суровый и одновременно разочарованный взгляд.
— Мисс Грейнджер, — он кивком указывает на стул напротив себя. — Присаживайтесь.
Гермиона, совершенно позабыв о приличиях и не сняв верхней одежды, торопливо принимает приглашение и садится. Она заставляет себя посмотреть на Кингсли Бруствера, принять наказание, которое несомненно постигнет ее в его словах и, вероятно, поступках в назидание ей.
— Вы уже все знаете… — тихо говорит Гермиона, кивая на письмо.
— Да, — шумно выдыхает Министр и встает со своего места.
— Сэр… Это моя вина! — тут же восклицает девушка.
— Ваша, — соглашается с ней Министр. — Но в первую очередь — Снейпа. Я считал, что мы друзья с ним. Что мы впряжены в одну повозку, вместе делаем одно дело и… доверяем друг другу.
— Министр, прошу, не осуждайте его. Он верит в вашу задумку, уж я-то знаю. Он искренне хотел помочь детям, но боялся, что школу закроют. Я согласилась все скрывать, однако я хотела написать вам сразу же, как узнала… Но боялась, как и он. Ведь затраты на нее были бы неоправданными… Вы бы возмутились и попрекали его, какой он плохой директор — не смог удержать учеников.
— Мисс Грейнджер, вы оправдываете его действия? — серьезно спрашивает Бруствер, внимательно глядя на собеседницу.
— Нет…
— Разве? — приподнимает брови он и недобро усмехается.
— Похоже на то, сэр, — соглашается Гермиона, поняв, что противоречит самой себе. — Вы можете наказывать нас, оштрафовать. Меня. Но прошу, поверьте — лучшего директора вам не найти…
— Как вы защищаете профессора Снейпа, — говорит Министр, испытующе глядя на Грейнджер и пытаясь прочесть в ее глазах больше, чем сказали ему ее слова. — Вы не в обиде на него, значит? Свыклись уже с его истинным характером? Каким бы он ни был героем, должен признать, что Снейп — слизеринец. И поступил согласно своему факультету. Мисс Грейнджер, вы не смеете требовать от меня милости. С повинной пришли вы, а не он. Вероятно, наш последний разговор вас натолкнул на откровения?
— Да, сэр, — кивает Гермиона. На ее глазах выступают слезы. Сама она в панике, а в голове шумит море, бушующее море, стирая все до единой мысли хлёсткими волнами, кроме одной, болезненно пульсирующей в ее воспаленном мозгу — сделать все, чтобы Северуса не уволили! — Дела в школе идут хорошо, вы сами видели! — сбивчиво объясняет она и сама встает со стула от волнения. — Прошу, я сама сделаю все, чтобы обратно вернуть детей, поговорю с каждым…
— Где гарантии, что Снейп не обманет меня еще в чем-нибудь? Все-таки двойная жизнь наложила на него неизгладимый отпечаток. Он привык следовать к цели любыми путями… Возможно, он уже не различает, что хорошо, а что плохо.
— Министр Бруствер! — плача, просит Гермиона.
— Мисс Грейнджер, успокойтесь! — хмурясь, приказывает тот. — Слезами вы делу не поможете, — он магией призывает из угла комнаты кувшин с водой и наливает в стакан. — Вот, выпейте. Вы виновны, но, вероятно, что-то заставило вас примкнуть к этой нелепой игре…
Гермиона большими глотками опустошает стакан, пытаясь успокоиться, но у нее ничего не получается. Глаза все так же переполняются слезами раскаяния, сожаления, обиды и страха из-за последствий, которые повлекут за собой ее действия.
— Что вы намерены… сделать? — прерывисто спрашивает она и замирает в ожидании. Сейчас решится ее судьба. Его судьба. Все зависит от Министра. Он справедливый человек, но разве сможет он простить ложь и предательство? Она надеялась на лучший исход, но готовилась к худшему. Все-таки незачем было тешить себя несбыточными мечтами, наивностью, которой еще не была лишена ее натура.
Министр вздыхает и садится обратно за свой огромный письменный стол. Гермиона копирует его жест и, не отнимая взгляда, смотрит на человека, безусловно, не заслужившего такого отношения к себе.
— Вы правильно сделали, что сказали мне. Я понимаю, что вы уже пожалели, должно быть, если примчались сюда в столь поздний час… Мне нужно все обдумать. Тщательно все взвесить.
— Примите мое заявление об увольнении, — просит Гермиона. — Это я натворила дел… Только позвольте перед этим все исправить. Не нужно ни о чем говорить директору, как будто бы ничего и не было.
— Так не пойдет, Гермиона. Я вижу и знаю, какая ты. Ты хочешь и стараешься все делать по совести. И ты, как и подобает члену команды, держалась, как могла, чтобы не подвести ее. Ты выполняла приказ, как сейчас это делают Лонгботтом, Лавгуд и Малфой. Ведь никто из них не явился ко мне, только ты.
— Как мне вас понимать, сэр? Вы дадите нам еще один шанс?
— Вам — да, но не Снейпу.
— Министр! — взволнованно говорит Гермиона. — Если наказывать, то всех нас… Мерлин, я всех подвела… Всех.
— Правда рано или поздно бы раскрылась, Гермиона, — задумчиво проговорил Бруствер. — Снейп не дурак. Неужели он действительно верил, что я закрою проект? Даже если бы там остался один ученик, я бы этого не сделал. Столько сил потрачено, столько уважения и любви завоёвано. Люди верят в меня, и я их не должен подвести. На кону моя репутация. Я бы приложил все, чтобы дети не сбежали, насильно бы их учил для их же блага, если бы Снейп меня вовремя оповестил. А он решил не показывать того, что не справляется, решить все в одиночку — и вот он результат! А потом он все скрыл, боясь за свою шкуру. Ладно. Уже поздно. И хоть у министров нет четкого графика, я все же устал. Как говорится — утро вечера мудренее.
Гермиона хмурится, лихорадочно наблюдая за тем, как Министр начинает собирать в портфель свои вещи и надевает теплую шерстяную мантию. Бруствер честолюбив. Он в первую очередь думает о репутации, а не о детях.
— Идемте, мисс Грейнджер, — официальным тоном говорит Бруствер и кивает девушке на дверь. Та, лишенная сил продолжать уговоры и чувствуя всю бессмыслицу этого, повинуется и следует к выходу из большого теплого кабинета с человеком, в котором только что разочаровалась.
***
Она спит урывками, терзаемая муками совести. Китти и Мэри были разбужены ее шумным возвращением и попытались у нее выяснить причину столь взволнованного душевного состояния, но Гермиона ясно дала понять, что не намерена с ними обсуждать это. По крайней мере сегодня, и девочкам пришлось уступить.
Она поднимается ни свет ни заря. В комнате еще царит мрак, а на горизонте нет ни намека на восходящее солнце. Гермиона смотрит на часы и вздыхает. Это не сон и не отдых — это мучение. Она разрывается между желанием снова бросится в Министерство и вымаливать у Бруствера прощение и разбудить директора, чтобы предупредить его о возможных последствиях. Девушка кусает ногти — давно забытая детская вредная привычка — и начинает одеваться. Китти и Мэри безмятежно спят в своих картинах. Ей хочется разбудить и их, поинтересоваться, были ли они в похожей ситуации? Чувствовали ли то же, что чувствует она?