- Есть! - устало отозвался Линьков, вставая. - Зайду в библиотеку, затем вернусь в институт, лаборатории мне надо посмотреть...
- В общем, действуйте, действуйте, - поощрил его Иван Михайлович, снимая трубку телефона.
В городской библиотеке Линьков предъявил свое удостоверение и сказал нарочито небрежным тоном, что его интересует один вопрос: можно ли при помощи библиотечного учета установить, кто и сколько времени был в читальном зале в тот или иной день. Заведующая читальным залом, маленькая энергичная женщина, проницательно поглядела на него сквозь толстые линзы очков.
- Это вы для алиби? - деловито осведомилась она. - Кто конкретно вас интересует?
"Ишь ты, какая прыткая!" - удивился про себя Линьков.
- В данном случае я хочу выяснить лишь принципиальную возможность, сугубо официальным тоном ответил он. - Существует, по вашему мнению, такая возможность или нет?
- У нас есть постоянные читатели. Их наши сотрудники в лицо знают. Если это кто-либо из них... - Она многозначительно замолила.
- Речь идет не о конкретных личностях, - вежливо повторил Линьков, - а о принципе. Сколько времени хранятся взятые книги?
- Неделю. Периодика - три дня.
- Отлично. Возьмем тогда ближайшие три дня... - Линьков сделал вид, что колеблется. - Например, двадцать первое мая... или двадцатое. Могли бы вы точно установить, кто работал двадцатого мая в читальном зале?
Они разговаривали в подсобном помещении читальни, среди стеллажей с пачками отложенных книг. Заведующая повела взглядом по этим пачкам и с сомнением покачала головой.
- Это заняло бы слишком много времени, - сухо сказала она. - Мне просто некого поставить на такие розыски.
- Розысками я и сам могу заняться, вы только объясните принцип, поспешно заявил Линьков: это его вполне устраивало.
- Принцип простой, - несколько смягчившись, сказала заведующая. - Вот видите, в книгу вложена закладка. На ней написано, какого числа взята книга и на какой номер. Вы можете посмотреть, на каких закладках стоит дата "20/V", и проверить по картотеке, чей номер тут обозначен.
- То есть ясно, что книгу эту он выписал 18 мая, - заметил Линьков. - А приходил он после этого в читальный зал или нет, узнать нельзя. Ну что ж, я с вашего разрешения попробую кое-что проверить на выборку...
"Стружков мог сдать книги в тот же вечер, не оставлять за собой, раздумывал он, проглядывая закладки. - Или мог взять их раньше, не двадцатого..." Однако ему повезло. Четвертая стопка книг с закладкой, помеченной двадцатым мая, как выяснилось, хранилась для Стружкова Бориса Николаевича, научного сотрудника НИИВ. Линьков для маскировки проверил еще одну закладку, потом скова спросил, можно ли определить, сколько времени пробыл в читальном зале тот или иной посетитель, и ему повторили, что в принципе это невозможно.
"Да, в общем-то, этих сведений, пожалуй, достаточно, - думал Линьков, шагая к институту. - Ведь был Стружков 20 мая в читальне? Был. И именно вечером, поскольку весь день находился в институте. Из института он вышел вместе со всеми и назад не возвращался, это тоже установлено. Алиби хоть и не железное, но достаточно надежное... Разве если он сделал все... что "все", неизвестно, ну да ладно... Сделал все до шести часов, а потом ушел? Но известно, что Левицкий сразу после пяти куда-то уходил и вернулся не раньше, чем в двадцать минут шестого, а лаборатория в это время почему-то была заперта... Положим, время все же оставалось... И вообще все это известно со слов самого Стружкова и Нины Берестовой. Только с их слов! Линьков покачал головой и тихонько вздохнул. - А дать ложные показания, как известно, способны даже самые симпатичные люди. Т-так! Ну, уж если Стружков врет, то ему прямая дорога во МХАТ, реалистически он очень все изображает! А вот Нина... Она и а глаза мне ни разу не глянула и думала явно о чем-то своем. И деталь эта странная, с одеждой Аркадия... не подтверждается она фактами, смахивает на неудачную выдумку... ах, чтоб тебе!"
Последние слова Линьков произнес почти вслух, и неизвестно в точности, к чему они относились, то ли к показаниям Нины Берестовой, то ли к тому странному факту, что следователь прокуратуры попытался проникнуть в Институт времени, не предъявляя пропуска, и был остановлен суровым возгласом вахтера.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Линьков вернулся совсем другой, словно его подменили. Он был, правда, все так же вежлив и спокоен, но говорил со мной как-то отчужденно. Вообще даже не столько говорил, сколько слушал. Задаст вопросик - и молчит, слушает. А, главное, думает при этом не столько о хронофизике (разговор шел в основном об этом предмете), сколько о чем-то совсем другом. Я понимал, что ему вообще-то есть о чем подумать, но все же... Нет, не нравилась мне эта перемена в Линькове...
Мы сразу пошли, как условились, к Чернышеву. Но лаборатория была заперта, мы решили подождать Ленечку, пристроились на широком подоконнике в коридоре и заговорили о хронофизике. То есть я-то сначала поинтересовался, нет ли чего новенького, но Линьков отвел свои ясные синие очи в противоположную сторону и выдал краткое сообщение типа "на данном участке фронта существенных изменений не произошло". После чего захотел выяснить, какие, собственно, работы ведет лаборатория Чернышева, и я попытался ему это изложить, хотя под ложечкой у меня сосало от предчувствия новой беды...
Как-то я все же выдавал Линькову интересующую его информацию. Тем более, что информация эта и вправду могла интересовать любого нормально развитого нашего современника, правда, не с точки зрения правовой или детективной, а так, вообще. Так что постепенно Линьков оттаял и начал опять разговаривать по-человечески.
По коридору прошел Юрочка Масленников, с любопытством поглядел на нас и сообщил, что если мы ждем Чернышева, так у них в отделе сегодня семинар. Я объяснил Линькову, что если так, то ждать Чернышева сегодня не стоит, семинар начинается в два и наверняка продолжается во конца рабочего дня.
- Ладно, - сказал Линьков, глянув на часы, - тогда, если не возражаете, мы посидим полчасика в вашей лаборатории, и вы эти сведения выдадите мне сухим пайком, так сказать.