Во-первых, мог все же существовать "эксплуатационник" из моей версии, то есть человек, к которому Аркадий пошел в пять часов и который угостил его питьем со снотворным, а сам преспокойно ушел из института. Во-вторых, возможно, что в начале шестого в нашей лаборатории был один человек, а в одиннадцать часов - совсем другой. Такое предположение можно сделать хотя бы на том основании, что Чернышев хорошо знает того, кто выходил из лаборатории, и отказывается говорить о нем, а в то же время он ничуть не пытается оберечь того, чей голос слышал из коридора, и действительно, по-видимому, не знает его...
Однако же, что за карусель получается! Не институт, а проходной двор какой-то! Ходят, приходят, проходят сквозь запертые двери, как призраки...
уходят тоже, как призраки, раз вахтер их не видел... Да, в самом деле, куда же они оба девались, если вахтер их не заметил? Первый, допустим, мог пробыть у Аркадия совсем недолго, минут десять - пятнадцать, и уйти еще в общем потоке, не будучи замеченным. Но вот второй! Либо он был в институте до одиннадцати, либо вернулся туда вечером. Во всяком случае, он минимум один раз должен был показаться в проходной в неурочное время. А вахтер утверждает, что в тот вечер в институте оставались только двое: Левицкий и Чернышев...
Дальше: что может означать этот загадочный обмен фразами? Фразы, собственно, крайне общие и банальные, их можно применить к явлениям любого порядка.
Например: люди уговорились пойти в ресторан... или на рыбалку... Да, но кто же станет из-за разговора о ресторане или о рыбалке лезть со своим ключом в чужую лабораторию и сидеть там взаперти, ожидая хозяина? Не та обстановка! И финал не тот, главное... Тогда что же? "Не передумал ли ты отравиться?" Бред собачий!
Нет, фактов решительно недостает ни для какой версии! И вообще дело такое запутанное, что надо бы мне самому посидеть в тот вечер в нашем техническом отсеке и послушать, кто говорит, что говорит. Тогда бы я все распутал и спас бы Аркадия...
Тут опять что-то промелькнуло в моем мозгу, стремительно и неудержимо...
какая-то слепящая вспышка в туманной оболочке... И я опять ничего не поймал, а только прижмурился покрепче, будто она через глаза убегала...
В общем, я понял, что на данном уровне ничего больше не выжму из своих серых клеточек, и решил пойти к Чернышеву за добавочной информацией. "Мне-то Ленечка откроется! - подбадривал я себя.- Это он при Линькове говорить не хотел!"
Я дошел до конца коридорчика и только хотел повернуть налево, к лаборатории Чернышева, как вдруг увидел, что оттуда выходит Линьков. Меня как горячим паром всего обдало, я хотел удрать, но не мог, да и поздно было. Линьков меня сразу заметил. Я видел, что он смутился. Но он прошел мимо меня, на ходу задергивая застежку-"молнию" своей разбухшей папки, небрежно кивнул мне, а я все стоял, будто прирос к полу.
Значит, он нарочно отделался от меня, чтобы наедине расспросить Чернышева?
Вот до чего он мне не доверяет теперь! Нет... не то! Почему же он сначала преспокойно расспрашивал при мне, а потом не захотел? Догадался, кого назовет Чернышев?
Возможно... однако не понимаю, почему именно мне нельзя об этом знать...
Нет, что касается Линькова, это понятно: я не сотрудник прокуратуры, и даже если б он мне полностью доверял... Но Чернышев, Ленечка Чернышев! Я вдруг сообразил, что Ленечка не зря глядел на меня с таким ужасом: он, видимо, считал, что тайна, которую я из него пытаюсь вытянуть при содействии следователя, должна строго сохраняться в моих же собственных интересах, и он не понимал, почему я так странно веду себя... то есть он был уверен, что я знаю, кто вышел из нашей лаборатории в одиннадцать вечера! Но тогда...
тогда... Я даже простонал от внезапного болезненного озарения. Тогда речь может идти только об одном человеке - о Нине! Идея бредовая, конечно, но в этой истории все граничит с бредом, и чем безумней идея, тем она, может быть, правильней...
Я вернулся в лабораторию, чтобы обдумать все это до разговора с Чернышевым.
Ленечка, по идее, сам должен прийти ко мне сейчас и все изложить со всей прямотой. А я пока подумаю...
Нина! Может, потому она и ведет себя таи странно? Тут я запнулся. Поведение Нины в эту концепцию как-то не очень укладывается... и не сразу ведь она...
Но я решил в это пока не вдумываться, поскольку поведение Чернышева могло иметь только одно, именно это значение.
Хорошо, допустим, Нина. Не в том смысле, что она причастна к смерти Аркадия - это даже в рабочую гипотезу не лезет! И вообще она ушла из института вместе с другими девушками из расчетного отдела и сидела с ними в кино, так что алиби у нее железное... Да, но на более поздние часы у нее, возможно, нет алиби... Сеанс начинался в 19.10, две серии, ну, это часа три, может, и чуть побольше, фильм зарубежный... Значит, вышли они из кино в одиннадцатом часу, даже в половине одиннадцатого. Нине домой идти примерно мимо института... крюк небольшой... Допустим, она решила позвонить мне: я ведь сказал, что допоздна буду в лаборатории... Нет, Аркадий ей сказал ведь, что я ушел из института... и дверь лаборатории была заперта... Зачем же она звонила? А если она именно с Аркадием хотела поговорить? О чем? Допустим, я могу и не знать, о чем... Аркадий ей ответить уже не мог, он был без сознания... Ответил тот, с похожим голосом... Он так все время и сидел там, значит? Странно... но допустим. Ему показалось выгодно заманить Нину в институт, навлечь на нее подозрения, запутать дело... Теперь- как Нина попала в институт? Неужели вахтер ее не запомнил? Ну, ладно, это мы потом выясним. Как-то, значит, попала. Пришла она в лабораторию и... Тут я глянул на часы - и ужаснулся: без пяти пять, мне пора идти, а Ленечка все не приходит да не приходит... Ну, что ж, тогда я сам по дороге загляну и нему.
На него нельзя обижаться, - это существо сложное и высокоспециализированное...
Лаборатория Чернышева была заперта. Я подергал дверь, даже постучал тихонько. Посмотрел на часы - 17.00. Ленечка, который днюет и ночует в своей лаборатории, ушел раньше времени. Избегает встречи со мной! Почему? Линьков запретил? Возможно. Очень возможно... Но это значит, что Линьков всерьез подозревает Нину? Нелепость, он же умный человек!
Я не заметил, как дошел до скверика. Есть такой скверик поблизости от института, на углу. Маленький, но очень тенистый и уютный. Мы туда в обеденный перерыв ходим посидеть.
Только я уселся на скамейку, появилась Нина. У меня даже сердце защемило от жалости: какая она бледная, и глаза печальные. Ничего, сейчас мы поговорим с ней по-хорошему, она мне все расскажет, и мы вместе что-нибудь придумаем.
Только надо ее сразу подбодрить. А то вот она и на скамейку садится как-то боком и от меня отодвигается... Бедная девочка! Я почувствовал себя сильным и надежным, этакой несокрушимой опорой бытия.
- Нин, ты, главное, не волнуйся, - сказал я максимально задушевным тоном и погладил ее руку. - Мы же с тобой друзья, мы всегда поймем друг друга, если что...
Нина медленно и как-то странно посмотрела на меня.
- Да? Ты в этом так уверен? - с горечью произнесла она.
- Что касается себя, безусловно! - заявил я. - Но ты, видимо, не веришь в это и потому как-то... ну. нервничаешь...
Нина опять уставилась на меня широко раскрытыми немигающими глазами - и вдруг я понял, что она разглядывает меня с недоумением и ужасом... совсем как Ленечка Чернышев, когда мы сегодня пришли к нему с Линьковым. Мне сразу сделалось неуютно и тоскливо.
- Нина, ты что так смотришь? - не выдержав, спросил я.
- Ты не знаешь, почему? - Нина опустила голову и начала теребить ремешок сумки.- Что ж, если не знаешь, то... - Она долго молчала, потом спросила каким-то неестественным, сдавленным голосом: - Ас какой это стати ты именно сейчас заговорил о доверии и взаимопонимании?
- Ну... вообще... - Я совсем растерялся и не знал, что сказать. - Мне показалось, что ты... что у тебя на душе что-то есть... И потом вот с Чернышевым я говорил сегодня...
- С Чернышевым? - быстро спросила Нина и опять замолчала, что-то обдумывая.
- Да, Чернышев ведь был в тот вечер в институте... Он... он видел? выкрикнула вдруг она. - Ну, говори, что ж ты молчишь! Он видел?!