– Чую, что чего-то ты темнишь… – с сомнением в голосе произнёс начальник областной ветслужбы, и, прищурившись, изучающе окинул взглядом Андрея. – И, похоже, неспроста! Ну-ну! Ладно, счастливо оставаться…
Кивнув на прощание, он направился к своей машине.
– Счастливо… – вслед ему обронил Березинцев, и прошёл во двор ЖКХ.
Здесь было людно. Кроме ЖКХовских работяг, то – здесь, то – там, были видны люди в милицейской форме, какие-то сотрудники районных служб. Войдя в приёмную Штырякиной, Андрей увидел сидящих в углу на лавочке двоих непрезентабельно одетых мужичков средних лет с испитыми лицами. Стоящие подле них двое милицейских сотрудников в звании лейтенанта и старшего лейтенанта, чего-то усердно добивались от выпивох. Они что-то убедительно говорили, энергично жестикулируя руками. Мужички, боязливо поёживаясь, что-то доказывали своё, истово колотя в грудь кулаком.
Подойдя поближе, Березинцев услышал:
– …Но если вы нашли эту овцу на берегу пруда, то откуда она там могла взяться? – допытывался старлей.
– Она не могла принадлежать кому-то из ваших односельчан? – вторил ему лейтенант.
– Граждане! Товарищи! – вновь начав стучать себя в грудь кулаком, заговорил один из пропойц. – Ежели бы это была овца кого-то из наших, филимоновских, то нам бы давно уже по шее накостыляли бы. В том-то всё и дело, что вообще непонятно, чья она.
– Мож быть, бубновские пасли там отару, а она отбилась? – почесав затылок, предположил второй алкаш.
– Но вы – точно, нашли эту овцу у филимоновского пруда? – уже устало уточнил старлей.
– Да, детьми своими клянёмся – там, там! – тыча пальцами в направлении Филимоновки, разом заговорили овцекрады.
Переглянувшись, милицейские офицеры приказали своим задержанным сидеть, никуда не отлучаясь, и направились в кабинет Штырякиной. Следом за ними, вошёл туда и Андрей. В кабинете тоже было людно. Здесь были сотрудники и ветстанции, и СЭС, и ЦРБ. Как видно, опасение нарваться на новое ЧП, в связи со случившимся у Зайнутдиновых, всполошило районные службы не на шутку. В центре кабинета за столом сидели Свербилов и ещё один тип баскетбольного роста, с величественно-надменной физиономией. Присмотревшись, Березинцев вспомнил, что это – главный врач районной больницы Ремарин.
Важно взирая на подошедших к ним милиционеров, Свербилов осведомился:
– Ну, как, они признались?
– Ну, да, признались, – старший лейтенант изобразил убедительный жест рукой. – Они не отрицают факта кражи. Но утверждают, что овца была украдена ими в округе села Филимоновки. По их словам, они нашли её на берегу тамошнего пруда.
– Я считаю, что они не врут. Они говорят правду, – утвердительно кивнув, добавил лейтенант.
– Эта овца не может быть филимоновской! НЕ МО-ЖЕТ! – чуть ли не проорал Ремарин. – Эта овца может быть только даниловской. Её они могли украсть только ЗДЕСЬ, и больше нигде. Вы это понимаете? По-ни-ма-ете? – стуча рукой по столу, с расстановкой произнёс он, как если бы разговаривал с глухими.
– А-а-а-а-а!.. – голосами мультяшных «двоих из ларца, одинаковых с лица» протянули милиционеры, и снова вышли в приёмную.
Следом за ними, чтобы посмотреть продолжение этой комедии, всё также, незаметно вышел и Андрей. Милицейские офицеры, подойдя к сразу же насторожившимся и напрягшимся пропойцам, как-то даже задушевно заговорили с ними всё о том же, о чём говорили и совсем недавно – откуда именно приятели украли овцу.
– …Вот, вы говорите, что украли её в Филимоновке, – философично отметил старший лейтенант. – Но, вот, есть информация, что вы украсть её могли только здесь, в Даниловке.
– А в принципе-то, вам какая разница? – приглушив голос, спросил лейтенант. – В Филимоновке, в Даниловке… Признавайтесь, что украли в Даниловке, и проваливайте на все четыре стороны.
Пропойцы, переглянувшись, в тональности всё тех же мультяшных героев понимающе протянули: «А-а-а-а-а!..» и тут же бодро начали докладывать:
– Гм-гм! Да, признаёмся и глубоко раскаиваемся, что вчера мы никак не могли найти себе выпить, и поэтому решили чё-нить украсть. Для совершения противоправных действий, мы на попутках поехали в Даниловку, имея злонамеренный умысел совершить хищение. Проходя по селу, мы случайно увидели чью-то овцу. Ой, а где именно мы её увидели?
Пропойцы вопросительно воззрились на милиционеров.
– Наверное, тоже, на берегу пруда, что рядом с началом улицы Светлой? Так? – почти ласково, как добрая учительница прилежным первоклашкам, вопросительно подсказал старший лейтенант.
– Точно, точно, гражданин начальник! – радостно закивали овцекрады. – Именно там мы её и нашли. Ну, а потом, мы её засунули в мешок и решили продать первому встречному, дяде Рашиту, то есть. Он брать не хотел, но мы его уговорили. Вырученные деньги пропили. Вот и всё… – скромно потупились пропойцы.
– Ну и замеча-а-тельно! – быстро что-то вписав в протокол, подытожил старший лейтенант. – Вот здесь и здесь распишитесь… Всё! Свободны!
– Ой, спасибо! Спасибо! – зачастили пропойцы, шустренько выметаясь за дверь.
На этот раз и Свербилов, и Ремарин, остались довольны. Они похвалили милиционеров за то, что те смогли-таки «установить истину».
Дивясь увиденному (вот где дурдом-то!), Березинцев вышел на улицу. Откуда-то с запада дул свежий ветер пахнущий дождём. Глядя на летящие по небу облака, Андрей вдруг внезапно осознал: случившееся сегодня – это ЗНАК! Похоже, проникшись к нему сочувствием, судьба решила сделать свой, без преувеличения, подарок. В самом деле! Это как же ему повезло, что вчера двое этих пропитых мазуриков в окрестностях Филимоновки нашли больную овцу, привезли её в Даниловку и продали Зайнудиновым. Как ему повезло, что об этом узнала Марина… Ведь этот случай – убойнейший козырь во всей этой насквозь фальшивой вакханалии, который напрочь опровергает версию о халатности даниловской ветслужбы, что и стало причиной появления сибирки. А то, что два недалёких коновала – главный районный медик и главный районный ветеринар принудили пропойц дать фальшивые показания – это даже хорошо! Те два милицейских офицера, судя по всему, парни вполне порядочные и, случись им придётся рассказать, как, почему и какие именно показания они получили от овцекрадов, врать не станут. И тогда всей шайке чиновных фальсификаторов не позавидует и утопленник!
Неожиданно Андрея кто-то окликнул. Это снова был всё тот же неугомонный Геннадий Поддавалов. Хлопая глазами, библиотекарь удивлённо озирал «персоналки» и людей, которые без конца входили и выходили из офиса ЖКХ, что-то обсуждали, о чём-то спорили.
– Андрей Васильевич, а что здесь происходит? – недоумённо жестикулируя руками, поинтересовался он. – Я в окно, было дело, глянул: что за суматоха? То ли – свадьба, то ли –саммит ООН…
– Совещание по карантину, – взявшись за велосипед и, собираясь уезжать, ответил Березинцев.
– Секундочку, секундочку, Андрей Васильевич! – зачастил Поддавалов и, осуждающе сверкнув очами, вопросил. – Совещание… А будет ли толк от этого чиновного пустословия?! Я тут эпиграмму про наших чинуш написал: хватит болтать день и ночь! Что воду в ступе толочь? Что ни возьми – всё в развале. Лучше б вы землю копали!
– Лучше и не скажешь! Как говорится, не в бровь, а в глаз! – с трудом превозмогая смех, похвалил Андрей, изобразив жест восхищения.
– Я всегда знал, что только ты меня понимаешь! – не тая грусти, вздохнул библиотекарь. – Шуре своей прочитал, она мне объявила: чем всякую бездарную чушню писать, лучше бы сараем занялся – того гляди, завалится. Сарай… это – сиюминутно, а поэзия – вечна! Да если бы только Шура… Тут многие норовят меня поддеть, вроде того, ерундой я занимаюсь…
– Это всё они из зависти! – авторитетно определил Березинцев. – Поэт, никем не критикуемый и не гонимый – не поэт! Давай, Геннадий Станиславович, глаголом жги сердца людей! – добавил он, запрыгивая на велосипед.