Прошла всего неделя, и – о, чудо! – у колхоза вдруг нашлось нужное количество машин для перевозки племенного поголовья из «Урожайного». При этом (снова – о, чудо!) за отобранным молодняком Кичкин послал вовсе не Березинцева, а главного зоотехника колхоза Харитоньева. Самого же Андрея пред послал сопровождать выбракованный скот на мясокомбинат. Березинцев пытался настоять на том, чтобы на мясокомбинат ехал Харитоньев, а вот он – в «Урожайный». Но Кичкин его даже слушать не стал, объявив, что свои решения менять не будет. Чувствуя, что за всем этим маячит какая-то тёмная комбинация, Андрей передал список номеров отобранных нетелей Харитоньеву и, настоятельно порекомендовав брать только тех, что значатся в списке, отправился на погрузку…
…На следующий день утром, придя с обхода по ферме на планёрку, Березинцев с удивлением услышал претензии Кичкина, который начал орать, упрекая его в том, что он, вместо элитного молодняка набрал «всякой полудохлой хурды».
– …Это что за шушеру ты выбрал?! Как среди нетелей могли оказаться даже старые яловки? Ты куда глядел?!! – под хихиканье предовских холуёв, разорялся тот.
Харитоньев при этом сидел молча, пряча глаза. Но тут пришлось примолкнуть и расходившемуся преду.
– Ты скот брал по моему списку? Ну, который я тебе дал? Чего молчишь? Отвечай, … … … остолоп!!! – вскипев, Андрей тоже перешёл на повышенную громкость, да ещё и на нелитературные выражения.
– Я его по… Потерял… – всё так же, не поднимая глаз, пролепетал тот. – Они мне гурт показали, вроде того, это те, которых ты отобрал.
– … … … идиот!!! Неужели ты, зоотехник, не смог отличить элитный скот от заморенной худобы?!! – уже почти проорал Березинцев. – Всё! Я сейчас же еду в прокуратуру, буду писать заявление!
– Ладно, ладно, остынь! Разберёмся! – отчего-то испугавшись сказанного Андреем, Кичкин даже замахал руками. – А то узнают в райкоме, нам всем не поздоровится! Никаких прокуратур, никаких заявлений!..
Больше никаких претензий к Березинцеву не предъявлялось, и эту тему Кичкин даже не затрагивал. Привезённую в «Заветы Ильича» разношёрстную живность втихаря отправили на санбойню мясокомбината, и тема была закрыта окончательно.
Лишь позже Андрей узнал о том, что история с покупкой «племенного поголовья» была достаточно распространённой, уже хорошо отработанной колхозно-совхозными чинушами аферой. Два вороватых сельских «баринка» договаривались, что один у другого, якобы, покупает племенной молодняк. Под благовидным предлогом покупка производилась в два этапа: выбирать скот посылали одного специалиста, а получать – другого. За счёт подмены и многократной разницы в цене оба организатора аферы получали немалые суммы. Что-то платили своим помощникам-подельникам. Что-то «отстёгивали» вышестоящим шишкам. В итоге, при деньгах оказывались все участники этой комбинации. Кроме одного, на которого и вешали всех «собак»…
И именно Березинцеву когда-то была уготована роль такой вот «дог-вешалки». И именно тогда Андрей впервые смог оценить степень «честности» своего коллеги Свербилова, который, несомненно, тоже был не последним винтиком в мошеннической комбинации. В ходе тогдашнего разговора, выслушав речения Хрупкого о том, как важно ветспециалисту быть честным и принципиальным, Андрей со смехом напомнил ему ту, давнюю историю с покупкой в «Урожайном» племенного скота. Свербилов сразу же поспешил сменить тему…
* * *
…Но теперь всё это позади. Заявление об увольнении написано, мосты, можно сказать, сожжены. На затянувшемся «ветеринарном детективе» с распутыванием трусливых недомолвок и откровенно наглого вранья, поставлена точка. Пусть, и не такая, как хотелось бы. По идее, сегодня и Хахарнов, и Самилин, и Свербилов с Ремариным, да и Кубердяк с Гасалиным, должны бы давать показания следователям прокуратуры. Но этого не случится.
Лет пятнадцать назад это было бы куда более вероятным. Хотя, и во времена Союза закон частенько пасовал перед большими деньгами и связями. Вон, когдатошний пред колхоза «Калининец» Ерогин, если верить «сарафанному радио», был повинен в вульгарной уголовщине – не раз и не два насильно увозил в поля на своей персоналке юных односельчанок. Ну и что? И прокуратура этого «не заметила», и райком промолчал… Всё решили немалые деньги, которые Ерогин в изобилии драл и с халтурщиков-строителей, за принятый на баланс колхоза недострой, и с корейцев-огородников за аренду полей. Да и из колхозной казны насильник при должности хапал без меры. На эти деньги он покупал молчание и родителей бедолаг-девчонок, и снисходительность районных чинов. Недаром пессимистичная турецкая поговорка гласит: так было – так и будет…
…Войдя в вестибюль здания редакции, Березинцев увидел долговязенького молодого мужчину, который, стоя у открытого окна, с задумчивым видом пускал кольца дыма. На вопрос Андрея, как бы найти редактора, тот дымящимся «цыбарикорм» указал в конец длинного коридора и пояснил:
– Предпоследняя дверь слева. Вы, наверное, по поводу моего материала? – неожиданно спросил он.
– Нет, нет, я не с претензиями… – Березинцев отрицательно качнул головой.
Секретарша в приёмной, узнав кто и по какому поводу пожаловал, указала на дверь с табличкой «Гл. редактор П.Мельников», пояснив:
– Павел Александрович вас ждёт.
Редактор – рослый мужчина средних лет, ответив на приветствие, пригласил присесть. Андрей, впервые в жизни оказавшись в редакции газеты, с интересом взирал на окружающее – надо же! Он в настоящей редакции настоящей газеты, которую читают тысячи жителей города и района. Интересно, о чём именно хочет с ним поговорить главный редактор? Ну, да, скорее всего, об уже состоявшейся эпизоотии сибирской язвы – а о чём же ещё? Но услышанное им было настолько неожиданным, что даже ввело его в некоторый ступор.
– …Андрей Васильевич, должен сказать, ваш материал мне понравился, – развернув перед собой номер газеты со статьёй Березинцева, редактор окинул его взглядом. – Он актуален, имеет серьёзную аргументацию, читается легко, без натуги… Я бы сказал – написано очень хорошо. Поэтому у меня вопрос такой: как вы смотрите на то, чтобы работать в нашей газете?
Березинцев от услышанного на несколько мгновений, буквально, потерял дар речи. Его тут же охватили сомнения – а потянет ли? Ведь работать в журналистике, пусть и уездной, это – не поросятам колоть вакцину и витамины. Это совсем другая сфера деятельности. Совсем другая, как бы это сказать, «планета»…
– Павел Александрович, так чтобы работать в прессе, надо, я так понимаю, иметь хоть какое-то филологическое образование. Я уже не говорю, об университетском дипломе журфака. А у меня за плечами лишь ветеринарный институт…
– Знаете, Андрей Васильевич, профильное образование – это хорошо. Но не самое главное. Здесь – как в музыке: или есть слух, или его нет. Можно закончить три консерватории, но если у человека нет слуха, музыкантом ему никогда не стать. И, наоборот. В журналистике тоже, куда важнее чувствовать слово, чем иметь высшее филологическое образование. А вы этим качеством, явно, обладаете – это видно по вашему материалу. Поэтому, говорю совершенно серьёзно: вам есть резон пойти в журналистику. Ветеринаров, даже очень хороших, много. А вот людей, способных хорошо писать – очень мало. Может быть, один из тысячи, а то из десяти тысяч. Грубо говоря, такое люди – «штучный товар». Так что, подумайте!
– Ну-у, давайте рискнём… – с минуту помолчав и, напряжённо подумав, Березинцев утвердительно кивнул. – Тем более, что сегодня в ветстанции я написал заявление на расчёт – нет никакого желания работать с человеком, который норовил подвести меня под суд, заведомо зная, что виноват совсем другой. Ну а у меня есть такой вопрос… Если устроюсь к вам, то, надо понимать, работать я смогу лишь проживая в Кипарове? Но тогда встаёт вопрос о жилплощади…
– Разумеется! Думаю, что в самом скором времени что-нибудь обязательно найдём, – твёрдо пообещал Мельников.