Как вы думаете, что нам использовать как суррогат самочки? Вы меня слышите, сэр Арчибальд?
Плэкетт. А? Извини... Не знаю, что хочешь - бумажку, спичечный коробок, мне все равно.
Пауза.
Майкл. Сэр Арчибальд, у вас действительно ничего не случилось?
Плэкетт. Да... То есть нет. Вообще, не знаю. Не знаю.
Майкл. Что-нибудь с леди Мери?
Плэкетт. Понимаешь, у нее такой вид, будто она окончательно покорилась судьбе. В ней появилось что-то почти религиозное.
Майкл. Может быть, теперь...
Плэкетт. Нет-нет. Я уже говорил: сначала надо узнать мнение доктора.
Майкл. Кажется, сегодня должны быть готовы анализы?
Плэкетт. Нет. Сегодня их не будет. Перед обедом как раз звонил доктор. Он предупредил, что результаты будут только завтра.
Майкл. И больше ничего не сказал?
Плэкетт. Нет... (Пауза.) Ну что, приступим? (Роется в кассетах.)
Что-то меня сегодня тянет на Малера. Послушаем. Ты не возражаешь?
Майкл. Нет, конечно.
Плэкетт. Завтра выбираешь ты. Кстати, ты не забыл принести "Rheingold"?
Майкл. Ох, черт, забыл.
Плэкетт. Ну ничего. И так обойдемся. Если сможешь, принеси ее завтра вечером, а потом я принесу "Valkirie" и "Zigfried". Может, ты еще где-нибудь достанешь "Gotterdammerung", и мы устроим несколько вечеров Вагнера.[*Оперы Вагнера, входящие в цикл "Кольцо Нибелунгов" (1852-1874)] Майкл. Хорошая программа.
Плэкетт. Но учти, завтра мое настроение может перемениться. Не исключено, что мне захочется чего-нибудь вроде масонской траурной музыки.[*Вероятно, имеется в виду оркестровая композиция Моцарта 1785 года "Масонская траурная музыка].
Майкл (неприятно пораженный шутливостью Плэкетта). Сэр Арчибальд, как можно!
Плэкетт. Если и шутить нельзя, то что нам остается? (Устало.) Хотя конечно. Ты прав. Да, ты прав. Ну ладно.
Включается магнитофон. Звучат первые аккорды. Пятой симфонии Малера.
Остается окончательно впасть в уныние.
Музыка становится громче, затем приглушенно звучит из той же симфонии. Пауза.
Анджела (подавленная многочисленными несчастьями). Мне все равно. Мне все равно. Мне все равно. Все равно. Мне все равно. Совсем все равно. Пусть. Пусть приходят. Пусть приходят и забирают меня, мне все равно. (Кричит.) Слышите, вы? Мне все равно. (Она воет, почти поет.) Мне все равно-о... (Пауза.) Берите меня. Ну, приходите. Берите.
Берите меня. Только меня! Их нельзя. (Начинает рыдать.) Только не детей, детей нельзя... (Пауза. Почти шепотом.) Только не детей...
Пауза.
Генри (с нежностью). Анджела?.. Анджела. (Анджела всхлипывает.) Анджела! Мы же не знаем. Как мы можем знать? (Пауза.)
У нас нет никаких доказательств. Разве мы можем знать, что именно ОНИ убивают наших детей. Нам нельзя ненавидеть. Ненависть губительна, она убивает души, это она убьет нас... а не ОНИ. (Анджела выражает сомнение. К Генри, торопливо.) Я помню, я прекрасно помню, что наши девочки умерли. Да, мы сами видели это, но, может быть, их никто не убивал, может, ОНИ... (хватаясь за соломинку)...
может, ОНИ просто нашли наших девочек, больных и бездомных, и... и решили вернуть их нам. Ведь ОНИ сразу поняли, что девочки умирают, и хотели, чтобы мы присутствовали при их кончине. Да. Я уверен, это именно так и было.
Анджела. Как ОНИ могли их найти? ОНИ сами забрали их у нас, когда девочкам было всего по полгода.
Пауза.
Генри. Э-э... (Стараясь обмануть самого себя.) Да, в самом деле, их взяли... сначала взяли их, а потом и всех остальных, одного за другим...
Анджела (перебивает). Нет, сначала по двое, потом по трое, по...
Генри (перебивает ее). Да, да, не то чтобы одного за другим, но зато постепенно, в течение целого года. Если б ОНИ хотели причинить им зло, то вряд ли стали бы медлить.
Анджела. Гм.
Генри. Если б ОНИ хотели, ОНИ бы просто раздавили нас или... в общем, что угодно. А ОНИ с нами очень бережны.
Анджела (вяло). Они выкололи глаза нашему сыну.
Генри. Что за бред! Ничего подобного! Выкололи ему глаза! С чего ты взяла? Чушь, да и только!
Анджела. ОНИ взяли его здоровым, а вернули слепым и беспомощным.
Генри. Как это - беспомощным? Что ты такое говоришь? Разве мы ему не помогали? И потом, почему ты решила, что именно ОНИ лишили его зрения? Зачем тогда было его возвращать? Зачем?
Анджела (апатично). А зачем его снова забрали? И Сильвию тоже...
Пауза.
Генри. А-а... э-э... Мне кажется э-э... За этот год стало понятно...
ведь это началось как раз год назад. Ты помнишь? Так вот, стало ясно, что... их... что их... (внезапно вдохновившись) куда-то забирают.
Анджела. Куда?
Генри (восторженно). Туда, где лучше. Где наши дети будут понастоящему счастливы. Всегда. В конце концов, нельзя сказать, что у нас дома было так же тепло и безопасно. Зато для наших детей приготовлено место, где всегда будет и тепло и безопасно, где никто их не обидит.
(Теперь ему все ясно. Возбужденно.) Теперь понятно, почему ОНИ вернули нам Сару и Элизабет. Девочки опасно заболели. ТЕ подумали, что мы захотим проститься с умирающими, и принесли их. То же и с Энтони: в дороге он каким-то образом ослеп, и его вернули, но потом, поняв, что умирать он не собирается, решили все-таки взять его, а так как за ним нужен уход... э-э... для ухода за ним они прихватили Сильвию (торжествующе). Вот!
Пауза.
Анджела. Да, Сильвию... Больше я никогда ее не увижу, мою девочку...
Генри. Дорогая моя, ты опять не поняла. За нами тоже придут.
Когда-нибудь. Нас до сих пор не брали просто потому, что мы самые старшие. Мы же родители.
Анджела. Кена и Дорин взяли на прошлой неделе, а Джеки, Трейси и мальчика, как его... только сегодня.
Генри. Ах да. Ну и что же?.. Просто их направляют в другое место, может быть, не такое хорошее, как наше, а Кен и Дорин... э-э... Или просто потому, что дети не слушались, и, чтобы призвать их к порядку, пришлось вызвать родителей. Ведь у них дети не то что наши - совершенно неуправляемые. Видишь, все очень просто.
Долгая пауза.
Анджела. Генри! Милый мой Генри! Ты такой внимательный, добрый. Обещай, что никогда меня не оставишь.
Генри. Никогда. (Анджела вздыхает.) Все будет хорошо, понимаешь?