Многие из нас хотят жить при рыночной экономике, но не в рыночном обществе. Однако мы уже знаем, что придётся выбирать и то и другое. По словам Фиделя Кастро, единственное, что хуже эксплуатации вас мультинациональным капиталом, это когда мультинациональный капитал вас не эксплуатирует. И Фидель Кастро, пожалуй, прав.
«Альтернативы нет», – заявила Маргарет Тэтчер. Считается, что у капитализма (во всяком случае до финансового кризиса 2008 года) получилось то, что не удалось мировым религиям: объединить человечество в едином порыве – на глобальном рынке.
Рынок может решить, сколько должно стоить железо, а сколько серебро, каковы потребности человека, сколько следует платить няням, пилотам и директорам, сколько стоит помада, газонокосилка и удаление матки. Рынок определяет, во сколько обойдётся банкротство инвестиционного фонда, созданного на средства американских налогоплательщиков (семьдесят миллионов долларов в год), и сколько надо заплатить тому, кто будет держать ангельскую руку девяностолетней старушки, пока та совершает семьсот финальных вздохов перед смертью в благополучной Скандинавии (96 крон в час).
Адам Смит точно знал – он ужинает не потому, что нравится мяснику и булочнику, а потому, что они удовлетворяют свои интересы посредством товарообмена. Именно личный интерес подавал ужин Адаму Смиту.
Или нет? Кто на самом деле ставил на стол тарелку с бифштексом?
Адам Смит не был женат. Большую часть жизни отец национальной экономики прожил с матерью. Она занималась хозяйством, а денежные дела Адама Смита вела его кузина. Когда Смит стал таможенным комиссаром в Эдинбурге, мама переехала туда вместе с ним. Всю жизнь она заботилась о сыне, она и есть та часть ответа на вопрос об ужине, которую Адам Смит в расчёт не принимал.
Чтобы во времена Адама Смита мясник, булочник и пивовар смогли пойти на работу, требовалось, чтобы их жёны, матери или сёстры час за часом, день за днём следили за детьми, прибирали в доме, готовили еду, стирали одежду, утирали слёзы и выясняли отношения с соседями. Как на рынок ни взгляни, там всегда найдётся другая экономика. Но мы редко о ней говорим.
Одиннадцатилетняя девочка, которая каждое утро проходит пятнадцать километров за дровами для семьи, играет большую роль в экономическом развитии своей страны. Но её работа не считается. Для экономической статистики девочка невидима. При подсчёте ВВП, определяющего общую экономическую активность страны, эта девочка не учитывается. Считается, что её действия не имеют значения для экономики и для прироста. Рожать и воспитывать детей, сажать сады, готовить еду братьям и сёстрам, доить корову, шить одежду или заботиться об Адаме Смите, чтобы он смог сочинить своё «Исследование о природе и причинах богатства народов», – в стандартных экономических моделях «продуктивной работой» всё это не считается.
И невидимая рука без труда нащупывает невидимый пол.
Французская писательница и феминистка Симона де Бовуар называла женщин «вторым полом». Мужчина идёт первым, он считается. Он определяет мир, а женщина – вторая, женщина – это всё, что не он, но то, от чего он зависит, и то, что позволяет ему быть собой. Быть тем, кто считается.
И, наряду со «вторым полом», существует «вторая экономика». Работа, которую традиционно выполняют мужчины, считается. Она определяет экономическую картину мира. Работа, которую выполняют женщины, – «вторая». Это то, что мужчина не делает, но от чего он зависит, ведь иначе он не сможет сделать свою работу. Ту, которая считается.
Адаму Смиту удалось ответить лишь на половину основного вопроса экономики. Ужин на его столе появлялся не только потому, что торговцы удовлетворяли собственный интерес посредством товарообмена. Ужин на его столе появлялся в равной степени и потому, что об этом каждый вечер заботилась его мать.
Сегодня мы можем сказать, что в основе экономики не только «невидимая рука», но и «невидимое сердце». Это, пожалуй, слишком идеализированное описание обязанностей, которые общество исторически возлагало на женщин. В действительности мы не знаем, почему мать Адам Смита заботилась о сыне.
Мы знаем лишь, что она это делала.
Глава вторая
В которой нас представляют человеку экономическому, и мы убеждаемся в его чертовской привлекательности
Автор книжек о Винни-Пухе Алан Александр Милн как-то заметил, что детей особенно восхищают сказки о необитаемых островах. Рассказы о людях, выброшенных на пустынный берег нового изолированного мира, дразнят их воображение совершенно по-особому.