— Сегодня день моего рождения, — сказала она.
— Я помню и послал тебе подарок, — ответил Станислав Михайлович.
— А я больше не хочу подарков без… — она силилась произнести слово «папа», но не хватало духа, — не хочу подарков без тебя!
Станислав Михайлович с интересом ожидал, что будет дальше.
— Так чего же ты хочешь?
— Хочу… Хочу с тобой в цирк, в парк… Мороженого… Понимаешь, — пронзительным звоночком зазвенел ее голосок, — хочу с тобой!
С того дня дочь вновь вошла в его жизнь. Станислав Михайлович даже привязался к ней. У них был общий стержень. Они были Пшеничные, чего, к сожалению для него, нельзя было сказать об Олеге, сыне от второй жены.
Милена выскочила из-за стола, едва заметив, что отец вошел в зал, и бросилась ему навстречу.
— Папка, думала, что ты уже не придешь, — шепнула она, прижимаясь к его плечу.
Он протянул ей коробку с букетом и отдельно — пунцовую розу.
— Нельзя же дарить четное число, вот я и разделил его.
— Только ты догадался, как подарить на двадцатидвухлетие на каждый год по розе. Просто сделал двадцать один и один, — восхищенно проговорила Милена и громко крикнула: — А теперь торт!
Вкатили пышный торт. Милена, Станислав Михайлович и его первая жена, мать Милены, Зоя, подошли к многоэтажному сладкому сооружению, сверкающему свечами.
— Ну, помогайте! — обратилась Милена к родителям и изо всех сил принялась дуть на золотистые огоньки.
Гости зааплодировали. Милена, вооружившись серебряным ножом и лопаткой, стала резать торт и раскладывать по тарелкам.
— Спасибо, что пришел, — сказала Станиславу Михайловичу Зоя. — Милена очень привязана к тебе. И очень на тебя похожа. Такая же прагматичная, — не скрыла она вздох сожаления.
— Прямо уж и такая, — беззлобно поддел он ее. — Книги как любит!
— Вот-вот, — подтвердила Зоя, — у нее любовь к книгам точно такая же, как и у тебя, коммерческая.
— Что поделаешь, исключительно на издании интеллектуальной литературы заведомо прогорим. Печатаем то, что требует рынок. А рынок требует ужасов, страстей и крови.
— Папа, — подлетела к ним со сверкающими глазами Милена, — а ты попробуешь мой торт?
— Обязательно!
Он надломил ложкой кусочек торта, протянутый ему дочерью.
— Вкусно. Необыкновенно! — ответил на ее немой вопрос. Вытер салфеткой усы и сказал: — Ну все, Миленка, мне пора!
— Пап!.. — захныкала дочка. — Побудь еще!
— Не могу! Дела! Вот окончишь свою финансовую академию, придешь ко мне работать, поймешь тогда, что такое издательство. В каждой напечатанной книге, — перешел он на шутливый тон, — капля моего пота и крови, понятно?
— Ладно! Пошли провожу тебя!
Они вышли в вестибюль. Милена в своем открытом платье ежилась от прохлады.
— Беги! Гости ждут! — целуя ее в щеку, сказал Станислав Михайлович.
Она кивнула, но не ушла. Подойдя к окну, смотрела, как отец садится в машину. И тут ее острый молодой глаз выхватил из мрака салона силуэт девушки. Щеки Милены мгновенно покраснели от досады. Она даже не решилась сразу вернуться к гостям, а потихоньку заглянула в банкетный зал и знаком подозвала подругу:
— Слушай, принеси сигарету и зажигалку.
Выполнив просьбу, подруга хотела составить ей компанию, но Милена отослала ее. В курительной комнате она присела на диван и задумалась, забыв зажечь сигарету, которую держала во рту.
«Да, в принципе, все понятно. Инге-то уже, если не ошибаюсь, сорок два. Семнадцать лет с отцом. Надоела, наверное. — Милена невесело усмехнулась. — Злорадствовать по этому поводу глупо. Каждую женщину ждет то же самое. — Опомнилась и щелкнула зажигалкой. — Выходит, захотелось папе чего-то свеженького. Но разводиться с Ингой он не станет. Она хорошо, молодо выглядит. Правда, психованная. Да и Олег не лучше. Но папе-то пятьдесят пять. Нет, в таком возрасте жен не меняют, а потихоньку шалят на стороне», — пришла Милена к успокоительному выводу и, затушив окурок, поспешила к гостям.
После ужина в ресторане Пшеничный отвез Лилию в маленький домик в предместье, так он окрестил ее более чем скромное жилище. С непонятной нежностью он вновь засмотрелся на окно, за тонкими шторами которого двигались фигуры матери и дочери. «Младшая давно спит», — улыбнулся он и все не давал команды шоферу возвращаться в Москву.
— Что, Станислав Михайлович, обернулся к нему шофер, — потихоньку трогаемся?
— Да! — спохватился он.
Ухаживания продолжались еще неделю. Станислав Михайлович не мог дня прожить, чтобы не увидеть свою Лилию.