— Зачем? Зачем ей понадобилось, чтобы Вежина убила Пшеничного? — изводил потом себя всю ночь вопросом Сергей.
Он сотни раз безрезультатно звонил на сотовый Веры. Он уже собрался ехать к ней в больницу, но передумал.
— Все равно не дадут поговорить. Да и разве она скажет правду? Как я мог пойти у нее на поводу?.. Но ведь ее предложение исключало всякий риск. Почему? Почему Пшеничный приехал на выставку?.. Нет, нет, — нервно проводя руками по волосам, твердил Фролов, — надо было все рассказать Борису. Он бы не допустил убийства. Я! Я виноват в смерти Олега. Я!.. — Ужас, холодный, мерзкий, остановил его бег от стены к стене, и вдруг на него нахлынуло страшное своей безысходностью отчаяние. Стало так тошно, что потянуло к окну.
Фролов схватился за голову и выбежал на улицу. До утра бродил по городу. Заходил в клубы, пил, но не пьянел, перебрасывался словечками с проститутками, но отказывался от их услуг, опять выходил на улицу, жадно вдыхал воздух, а перед глазами все стоял мертвый Пшеничный… Бежал от собственных видений по переулкам и вновь оказывался у стойки бара. Пил, пил… Злым, трезвым вернулся утром домой и позвонил Астровой. Ее домашний телефон не отвечал. Сотовый тоже продолжал хранить выводящее Фролова из себя молчание. Тогда он позвонил в клинику. Ему сообщили, что госпожа Астрова чувствует себя недостаточно хорошо, но, вероятно, днем, после обеда, ее можно будет навестить.
Фролов пришел после обеда. Ему назвали номер палаты. Он поднялся на третий этаж, подошел к двери и постучал.
— Войдите! — раздался слабый голос Веры.
Он вошел, ее глаза засияли.
— Как я рада! — протянула она ему навстречу руки.
Сергей, не замечая этого движения, спросил с порога:
— Почему Олег пришел на выставку? Мы ведь договаривались с тобой!
Вера скорбно опустила голову и тихо ответила:
— Не знаю!
— Но зато Вежина это знала!
— Ах, — откинула голову на подушку Вера, — не надо, Сергей, умоляю. Я сейчас не могу, не должна… Я… я… беременна.
— Что?! — Фролов воскликнул с таким недоумением, будто случилось что-то из ряда вон выходящее.
Он смотрел на Веру, она на него. Было тихо. Солнечный свет освещал сквозь белые занавеси палату. Сердце дрогнуло в груди Сергея. Взгляд смягчился…
Как вдруг из коридора донесся шум, крики. В палату постучали и, не дожидаясь позволения, открыли дверь. Ввалилось сразу человек шесть с фотокамерами, с диктофонами.
— Умоляем простить! Мы на минутку! Всего один вопрос! Это правда, что вы, госпожа Астрова, являетесь супругой убитого вчера Олега Пшеничного?
Фролов отошел чуть в сторону и сложил на груди руки.
«Ну до чего и в самом деле эти репортеры настырны и бессовестны в своих выдумках!» — презрительно шевельнув губами, подумал он.
Сергей ожидал, что Вера с возмущением ответит кратким «Нет!» и все сейчас же уйдут. Но она как-то странно потупила взор, поджала задрожавшую нижнюю губу и сказала:
— Да!
Фролову показалось, что он либо спит, либо сошел с ума, либо и то и другое одновременно.
Фотокамеры засверкали вспышками.
— Когда и где было ваше бракосочетание?.. Кто были свидетелями?..
Но тут появилась больничная охрана, и фоторепортеры были выдворены из палаты.
Фролов смотрел на Веру, Вера на него. Она ждала вопроса. Но его не последовало. Сергей опустил голову и пошел к двери.
— Сережа! — приподнялась на кровати Вера. — Сережа! — Он обернулся. — Сережа… — Она в растерянности теребила простыню. — Ты… ничего…
— Ничего, — сухо бросил он и взялся за ручку двери.
— Это… это… — донеслось до него, когда Он уже вышел в коридор, — твой ребенок!
Фролов зло усмехнулся:
— Да будет тебе врать, Пшеничная вдова!
ГЛАВА 32
Убийство Милены повергло Олега в состояние шока. Он потерял чувствительность к чему-либо. И это было еще благо для него, потому что потом над ним возобладало только одно чувство — чувство страха.
— Вера! Вера! — бросался он в объятия Астровой. — Меня убьют. Убьют, как отца, как Тину, как Милену. Это рок!
Вера прижимала к себе его худое трепещущее тело и спокойным, рассудительным голосом увещевала:
— Ну какой рок?! Рок — это то, что невидимо. А в данном случае мы отлично знаем, кто убийца. Любовник бывшей невесты Станислава Михайловича, Катков.