Станислав Михайлович для острастки сдвинул брови и сухо бросил:
— Что ж, более не задерживаю!..
Вера хотела было что-то объяснить, но, лишь смешно дернувшись, постояла в нерешительности и сочла за лучшее тихонько удалиться. Об отпуске даже не заикнулась. Попробуй! Пшеничный сразу бы сказал: «Пожалуйста, только сначала дайте несколько сюжетных линий и езжайте. Вернетесь из отпуска, а у вас уже три книги готовы».
«Я, вероятно, непроходимо глупа!..» — с такой мыслью вышла Вера в приемную.
Секретарша с удивлением смотрела на нее, бредущую подобно сомнамбуле.
— Вера! — окликнула она ее. — Может, кофе? Вы так побледнели…
Астрова остановилась посредине комнаты, поднесла руку к голове и с ожесточением потерла висок:
— Да! Я устала! — Она упала в кресло. — Кофе… Очень хорошо!
Девушка поставила на столик чашку и вазу с шоколадными конфетами.
— Спасибо, — пытаясь собраться с мыслями, поблагодарила Астрова. — Что-то с головой у меня. Да… устала…
Выпив кофе и даже побеседовав о чем-то с секретаршей, она вышла на улицу.
«Нет, это, несомненно, я глупа как пробка! — опять ясно возникла та же мысль. — Конечно!»
Вера даже всплеснула руками оттого, что поняла. Раньше все было как-то недосуг. А теперь стало ясно, каким образом авторы, которых издательство печатало большими тиражами и которые составляли его славу, ухитрялись писать книгу за книгой.
«Наверное, и литературные рабы — это не выдумка журналистов… Ах, да неужели?.. Какой ужас!.. Ну точно! Иначе и быть не может! Не в состоянии человек писать по шесть, семь, десять книг за год. И меня Пшеничный решил ввести в эту нечистоплотную компанию. Да, они зарабатывают, это видно. Но как это мерзко! Продавать себя! Свое имя! — Вера сморщилась, прикрыв лицо рукой. Опомнилась и быстрым шагом полетела вперед. — Я на это ни за что не пойду! — успокаивала она себя. — Не заставит же он меня силой, — подумала с гордой злостью и сникла. — Не заставит. Зачем ему возиться со мной. Он и так сделал все, что мог: убеждал, приводил примеры. Он просто укажет мне на дверь и займется другим автором, более податливым и понятливым».
Тех, кто уже приобрел известность до ее появления в издательстве «Стас», Астрова воспринимала как данность, но тех, кто мог потеснить ее, она опасалась.
«Как же быть? — терзалась Вера. — Как быть? Деньги, известность… Я, правда, уже известна, пусть не столь широко, но все же… — Мысль оборвалась. Вера удивленно оглянулась, увидев, что забрела в сквер. Высмотрела пустую скамейку. — Да!.. Деньги, известность, издание за границей — это фантастически хорошо, но ведь это обман, причем низкопробный… Но ведь покупают и читают. Вот что самое странное! Читают какое-то коллективное варево, выпускаемое под брэндом, — чьим-то именем. И нравится! Нравится!.. Так чего же думать? Нет, не могу! И выход один — писать, как я умею и понимаю!» — пришла к заключению Астрова, откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза и вздрогнула от пронзившей ее мысли: «Ну и дура же ты, Вера! Другие только мечтают о таком, а тебе предлагают!..»
Как ни силилась Астрова после разговора с Пшеничным вновь приступить к работе, ничего не выходило. Мысли шли по прямой линии, не вырисовывая никаких интригующих сюжетов.
В тот день Вера все же заставила себя сесть за компьютер: посвежела голова, точно ветерком повеяло, и появились неплохие идеи. В перерыве сварила кофе и, включив телевизор, — выронила чашку из рук прямо на колени. Взвизгнула, вскочила, не отрывая взгляда от экрана.
На крыльце под высоким прозрачным навесом лежал Станислав Михайлович, а голос за кадром сообщал жуткие подробности:
«Сегодня в 13 часов 40 минут было совершено покушение на владельца издательства «Стас» Пшеничного Станислава Михайловича. Выстрел был произведен из пистолета марки «Макаров». Стреляли, по предварительному заключению экспертов, из припаркованного невдалеке, метрах в десяти, автомобиля «Шкода». Пшеничный скончался от пулевого ранения в грудь спустя несколько минут. В связи с убийством возбуждено уголовное дело…»
Комната поплыла перед глазами Веры. «Не может быть! Как же это?! Станислав Михайлович!.. — Она по-своему была отчасти привязана к нему. — А что со мной будет? С издательством? Только-только стала выходить в известные писатели, как… Да как же теперь без Станислава Михайловича?!»
Слезы с болью выкатились из глаз. Всего несколько слезинок. А ужасные мысли уже вгрызались в мозг. Он их порождал, они же его и грызли: «Что-то со мной теперь будет?..»