Вторая — «Световой узор». Сквозь гардины проникают солнечные лучи и покрывают тело спящей девушки ажурным световым узором. Девушка вот-вот проснется, ее губы уже шевельнулись, чтобы сладко, причмокнув, поцеловать ласковый сон и проститься с ним. Ее ресницы, кажется, сейчас вздрогнут, и она приподнимется на локте… Но до этого еще осталось мгновение. Художник остановил его.
От картин Фролова подолгу не отходили. Смотрели, впивались глазами, потом перебрасывались словами: «В принципе, как бы все то же…», но неуверенно, без затаенной насмешки, а с удивлением… И с колючим чувством зависти, которое всякий раз вызывает к себе чужой талант.
«Да! Да! — глядя на них, отвечал им горящий взгляд Сергея. — Все то же и так же. Те же мысли, страсти, краски… Новое только то, как я смог увидеть, почувствовать и передать это!»
Такого количества посетителей перед своими картинами не собрал ни один художник. Зависть, расправив крылья, заметалась под сводами Манежа. Фролов с наивной самоуверенностью, свойственной молодости, ожидал, что успех вознесет его на своих душистых лавровых ветвях. Но хвалебные, переполненные высокими эпитетами отзывы появились в печати о картинах других художников.
Успех редко приходит сам по себе. Слишком многое в мистическом плане должно совпасть и в единый, точно выверенный миг перейти оттуда, из высших сфер, сюда, в реальность. Этого не случилось. И успех был куплен.
Фролов заскучал, помрачнел, понял — ему предстоит доказывать этому миру, что он талантливый художник. Миру, который это видел, но не хотел признавать.
Сразу не сложилось — плохое предзнаменование.
Приступы серой, тянущей душу тоски, которые раньше, подобно нудному, но не продолжительному дождику лишь смешно боролись с солнечным чувством бытия, полностью поглотили Сергея. Валентина всеми силами пыталась вытащить его из омута апатии. Но, несмотря ни на что, приступы морального удушья случались все чаще.
— Сережа, ну что, что ты хочешь? — иногда просто теряясь, спрашивала она. — Может, ты хочешь остаться один, без меня?..
— Что ты! — вскрикивал он, обхватывая ее голову руками и покрывая лицо поцелуями. — Без тебя я не могу!..
Следовал порыв бурной радости, потом мрачное угасание и молчание с кистью перед мольбертом.
«Необходим перелом!» — думал Сергей. Но в чем этот перелом должен был выразиться, не знал.
Решил плыть по течению, тем более что даже лодкой управлять было не надо, уже больше четырех лет как паруса ставила Валентина.
«Неужели придется жениться?..» — в недоумении все чаще задавал себе вопрос Сергей.
Да, он легко и давно говорил о браке, потому что втайне ему казалось, что до этого никогда не дойдет. Видно, дошло. Взбалмошная, искрящаяся смехом студенческая жизнь закончилась! Лица потускнели, морщинки прорезали лбы. При встречах разговоры начинались вяло, потом расходились, но вдруг раздавался телефонный звонок и один из былых бесшабашных товарищей, переминаясь с ноги на ногу, говорил, что ему пора — ребенок неожиданно заболел.
«Наверное, так надо, наверное, бороться с житейской стороной жизни, это все равно что бороться с ветряными мельницами! Наверное, надо и мне жениться на Тине. Никто лучше ее не понимает меня. О чем мне беспокоиться? Все, что нужно для существования, у меня есть, а вот для жизни…» — со снедающей душу тоской думал Фролов. И, уже собираясь с Валентиной в некогда веселую компанию, бубнил вполголоса:
— Ну что там будет? Встретимся. Начнутся высокие разговоры об искусстве. Кто-то проноет душещипательную балладу об уходящей молодости и утраченной любви, а потом все вдруг удивятся, что уже с час как говорят о диванах, коврах и детях… Скука, рутина! Но все равно пойдем! Во всяком случае, у Игоря собираются те, кто еще морально не погиб. И вообще, надо отдать ему должное, он умеет оживлять вечеринки.
ГЛАВА 10
Пришли. В атмосфере уже было что-то… Глаза у Сергея засветились, Валентина обрадованно вздохнула.
Как и когда появилась она, так и осталось загадкой! Просто вдруг раздался голос уверенный, отчетливый… Народу в мастерской собралось много, человек двадцать, поэтому было шумно. Но ее голос заставил всех обернуться.
«Вот явилась. Заслонила всех нарядных, всех подруг, и душа моя вступила в предназначенный ей круг…»[2] — декламировала небольшого роста, худенькая девушка, с горящими глазами. На ней была широкая длинная темно-вишневая юбка, черная блузка и три нитки жемчуга вокруг шеи.