Сергей выпил шампанское, показавшееся ему горьким на вкус…
— Однако ушел не только я, но, как понимаю, и твой муж. Так что благодари его. Он более достоин…
Валентина прервала Фролова:
— О, я благодарна ему так, как никому другому! Я поставила ему мраморный памятник! За ним следят, меняют цветы…
— А!.. Так он умер…
— Да, — выдохнула Валентина. — Я не любила мужа, зато он любил меня. Очень любил, — говорила она со странной улыбкой. — Настолько, что умер. Его гроб был для меня подарочной упаковкой. Ужасно, но я осознавала это. Я плакала и не верила, что больше не увижу, не услышу его. Я осознавала это параллельно моим слезам и горю на людях, надо было так. Ибо мы с мужем были на грани развода. Останься он жив, я была бы выставлена за дверь с чемоданами. А мое место уже была готова занять другая, и я знала, кто.
Он умер неожиданно для всех и в первую очередь для самого себя, — с веселостью в голосе подчеркнула Валентина. — И вот на меня свалились деньги, большие деньги. Ведь моя фамилия Милавина! — не без гордости сообщила она.
Фамилия оказалась действительно известной.
— Я тотчас разогнала назойливый рой незваных помощников и взяла дела в свои руки. Никто особенно не мешал мне, потому что никто не верил, что я смогу справиться. А когда поверили, было уже поздно, и пришлось им вновь придвинуть к своему мраморному столу в совете директоров кресло моего мужа, в котором теперь восседаю я. Вот тебя упустила, не удержала, несмотря на любовь, а деньги — все прибрала!
— Ты всегда была очень практична! — заметил не без сарказма Фролов.
— Практичность — база творчества. Без денег творчество — невоплотимая идея. Представь, и у меня была такая. В химии, как ты и предвидел, я открытий не сделала. Но я увлеклась… — Валентина замолчала, прищурив глаза, — нет, не изготовлением ядов, как подумал ты, — пошутила она, — а парфюмерией. Изготовлением духов. Я училась этому Долго и упорно. Муж занимался своими делами, а я создавала ароматические композиции. Во Франции, в общей сложности, провела больше трех лет. Но без денег моя идея была всего лишь идеей. Муж денег мне принципиально не давал. Однако он, как ты уже понял, умер. Я заняла его место в бизнесе, но страсть к духам не прошла. И теперь у меня есть небольшой бутик в пассаже Елисаветинский. И есть грандиозная задумка. Я хочу создать линию духов под названием «Строфа». Да, затея безумная! Парфюмерным балом правит Франция. У нее огромная палитра солнечных, пряных, пьяных, цитрусовых ароматов бывших колоний, своих, — фиалковых, смородиновых, сиреневых, всевозможных свежестей морских и горных. У нее есть все, но нет снежного аромата необозримых просторов России. Нет «Сребристой мглы из-под подков»…
Валентина увлекала Сергея, потому что не интересовали ее больше люстры и паласы, обеды и ужины, чистые воротнички рубашек, это из главного стало само собой разумеющимся. Теперь ее интерес простирался туда, где до нее еще никто не был.
— И вот мне пришла идея! — чуть ласково насмехаясь над собой, говорила она. — Претворить в ароматы строфу из стихотворения Блока, она мне всегда очень нравилась, может, помнишь:
Семь ароматов — семь флаконов: «Снежный ветер», «Опьяненные губы», «Валентина», «Звезда», «Мечтанье», «Как поют соловьи». Сейчас я поглощена первыми духами — «Снежным ветром». Думаю, поместить «ветер» в колбу с серебристой наледью. А сами духи, пахнущие снегом, белыми холодными цветами, хочу наполнить сверкающими снежными блестками. Причем, мое ноу-хау, блестки будут в течение примерно получаса оставаться на надушенных местах. Представь, мочки ушей, шея, кончики пальцев ароматно сверкают. Потом снежинки тают. Как?! — наклонилась она к Фролову, увлеченная своей идеей.
Он залюбовался Валентиной.
— Ты сама, как снежная блестка, — вырвался неожиданно комплимент. — А вообще, интересно.
— И, самое главное, воплотимо. — Валентина понизила голос до шепота: — Никому еще не показывала и не покажу до презентации. У меня уже есть пробный образец. Почему тебе? Почему не кому-нибудь другому? — спросила она сама себя. — Потому что только ты сумеешь их оценить и понять!