— Поздравляю, — выдавила Вера улыбку, напрочь забыв имя женщины. — Вы простите, я забыла, как вас зовут.
— Ах! Да как же?! — всплеснула та руками. Мы ведь, Верочка, вместе в институте… Я с параллельного потока… Ира… Ира Левина.
— Да-да! — Вера быстро надписала книгу и протянула Ире Левиной, но та не собиралась уходить, несмотря на напиравшую очередь.
— Верочка, — зашептала она, ложась грудью на стойку, — Верочка, будь так добра, помоги дочке. Устрой ее романы в печать. Она ходила, предлагала, но, знаешь, тут рука нужна.
— И голова, — добавила Вера.
Однокурсница подобострастно хихикнула:
— Так, может, ты почитаешь ее рукописи, что подправишь, укажешь… Помоги! У нее большие способности.
— К сожалению, у меня совершенно нет свободного времени. Приятно было увидеться.
Вера взглянула на охранника, и тот отвел от стойки однокурсницу с талантливой дочкой.
Когда наступило небольшое затишье, она пошла в кабинет директора выпить чашку кофе. Директор, мужчина лет пятидесяти в красивом темно-сером костюме, был само очарование.
— Верочка, — приятным баритоном проговорил он, — прошу вас продлить время презентации вашей книги. Хотя бы еще на полчаса. Покупатели идут и идут.
Она кивнула и села на диван. Директор придвинул столик к ее коленям, намеренно задержав на них свой взгляд. Вера мысленно рассмеялась: директор такого магазина интересуется ее коленями, когда у него в подчинении сотня молодых коленок, да вот только одна загвоздка, у их обладательниц нет известного имени. Все они просто Тани, Лены, Гали… А она — Вера Астрова. Но вот именно на Веру Астрову такие взгляды не производят никакого впечатления. Знает она им цену!
Как только Вера из Полынниковой превратилась в Астрову, ее вдруг стали замечать мужчины из тех, кого называют приличными, достойными, видными. Первыми всполошились журналисты. На каком-то фуршете один из них подошел к Вере и, не утруждая себя предисловием, сказал:
— Хотелось бы познакомиться поближе! Если, конечно, писательница не против?
Плечи Веры чуть заметно поднялись, выражая замешательство, но губы тронула улыбка.
— Меня зовут Дим Димыч! — представился он. — Так значит, встретимся? Я позвоню!
Вере он понравился. «Симпатичный», — подумала она.
Дим Димыч не заставил ждать своего звонка.
— Привет! Как дела?
— Какие там дела?! Работаю!
В ее голосе непроизвольно зазвучали кокетливые нотки. Она взглянула в угол монитора на часы и подумала, что на сегодня уже можно поставить точку и было бы неплохо пойти куда-нибудь с Дмитрием. Но он, выдав длинную тираду ни о чем, закончил очень конкретно:
— Хотелось бы, так сказать, взглянуть, как работает писатель.
Вера рассмеялась, не поняв потаенного смысла сказанного:
— Обыкновенно. Сижу перед монитором и стучу пальцами по клавиатуре.
— Ну так, может, я подъеду и взгляну?..
Вере не понравилось такое предложение. «Даже на чашку кофе лень пригласить! Или жаль потратиться? Сразу в постель!»
— Нет, к сожалению, сегодня я очень занята.
Молчание было недолгим — не слишком опечалился.
— Ну так я как-нибудь еще позвоню. В субботу?!
— Хорошо!
Но та суббота так никогда и не наступила.
С ростом популярности росла и значимость мужчин, желавших стать любовниками известной писательницы. Что ж, Вера не отказывалась от приятных для нее партнеров. Они же, несмотря на независимый характер Астровой, ожидали от нее, как почти от всех без исключения женщин, досадного в любовной связи момента, когда любовница вдруг начинает считать себя вправе намекать на развод, а потом и требовать его. Ведь все солидные мужчины, как правило, женаты. Но от нее ни один из них не дождался этого в наивысшей степени неприятного намека, который сначала обычно выражается во фразе: «Ах… (далее следует длинная тоскующая пауза) как было бы хорошо, если бы мы могли жить вместе!..» После первой фразы неизбежно следует вторая, а потом они точно снежная лавина погребают под собой и самого партнера, и его любовь.
Но Астрова не горела желанием разжигать свой домашний очаг. Вероятно, в ней была слишком уязвлена женщина. Правда, она пыталась себя переубедить: «Ведь то, что я стала Астровой, — это моя заслуга…»
Но такой аргумент способен утешить только мужчину. Да, когда-то он был никем, а теперь богат и женщины наперебой предлагают ему себя. Но для женщины подобные размышления не могут служить утешением. Каких бы высот она ни достигла, ее изначальная отвергнутость «Ведь я тогда моложе, я лучше, кажется, была…» порождает в ней подспудное недоверие и пренебрежение к своим партнерам. «А пошли вы все!.. Буду использовать вас только по прямому назначению!»