Этот биологический детерминизм напоминает, невзирая на многочисленные несходства, знаменитый географический детерминизм, изобретенный немецкими учеными Фридрихом Ратцелем (Ratzel, 1844–1904) и, намного позднее, Карлом Хаусхофером (Haushofer, 1869–1946), а также некоторыми другими. Хотя Ратцель и не был тем, кто впервые ввел в научный обиход термин «геополитика», он справедливо считается одним из основателей этой теории, тем более что он — один из первых мыслителей, спаявших воедино, причем весьма хитроумным образом, элементы биологии и политической географии. Несмотря на отвращение, которое Ратцель питал к примитивным расовым теориям, он все же полагал, что неполноценные народы должны приобщиться к развитым нациям в цивилизационном плане; контакт с ними даст отсталым народам возможность обрести цивилизационную зрелость.
Бывший студент-зоолог, ставший ярым приверженцем дарвинизма, Ратцель был абсолютно убежден в том, что нация — органическое «тело», которому для развития необходимо постоянно изменять свои территориальные границы. Точно так же как любой живой организм растет, растягивая при этом свою кожу, так родина в ходе развития должна наращивать свою территорию (в противном случае она деградирует и даже перестает существовать). «Нация не остается в ходе жизни поколений неподвижной, живущей на одном и том же куске земли, — провозглашал Ратцель. — Она должна расширяться, чтобы усиливаться и расти»[96]. Хотя Ратцель и утверждал, что расширение нации обусловлено ее культурной активностью, а не применением насилия, именно он ввел в научный словарь термин Lebensraum — «жизненное пространство».
Карл Хаусхофер сделал еще один шаг к созданию целостной теории национального жизненного пространства. Не случайно его геополитика стала чрезвычайно популярной областью исследования в территориально ущемленной Германии в период между двумя мировыми войнами. Эта теоретическая дисциплина, имевшая приверженцев в Британии и в Соединенных Штатах, а еще раньше — в Скандинавии, пыталась объяснить соотношение международных сил постоянными закономерностями, базирующимися на природных процессах. Неутолимая жажда пространства постепенно заняла центральное место в теоретическом построении, пытавшемся найти общее объяснение напряженной нервозности, характеризовавшей отношения между национальными государствами в XX веке.
Геополитическая логика устанавливала, что любая нация, растущая и укрепляющаяся демографически, нуждается в жизненном пространстве, иными словами — в увеличении территории изначальной родины. Поскольку, к примеру, соотношение между численностью населения Германии и размером ее территории существенно выше, чем у граничащих с ней стран, у Германии есть право, естественное и историческое, расшириться за их счет. Это расширение должно осуществляться путем присоединения менее развитых в экономическом плане областей, в которых некогда проживали или до сих пор проживают «этнические» немцы[97].
Позднее присоединение Германии к гонке за овладение колониями, начавшейся для нее лишь в конце XIX века, стало дополнительным политическим элементом, способствовавшим расцвету популярных теорий «жизненного пространства». Германия, ощущавшая себя обделенной в ходе раздела империалистическими державами их огромной территориальной добычи и в еще большей степени — ущемленной в правах условиями мирного договора, навязанными ей после Первой мировой войны, была обязана, в рамках данной теории, территориально «укрепиться». Этого требовал естественный закон, испокон веку определявший соотношения между народами в истории. Негерманские географы на начальном этапе с большим энтузиазмом участвовали в разработке этого направления политической мысли.
Ясно, что, когда «закон природы» основывается исключительно на таких категориях, как происхождение и территория, соединение геополитики с этноцентризмом становится взрывчатым веществом, как мы знаем, взлетевшим на воздух буквально через несколько лет. Хаусхофер и другие теоретики не повлияли существенным образом на Гитлера и его режим, однако оказали последним существенные косвенные услуги. Они и их выкладки помогли фюреру стать «идеологически легитимным», отбелив прежде всего его ненасытную жажду завоеваний. Их теории были отправлены в долгий ящик, по крайней мере с «научной» точкц зрения, после военного разгрома нацистского режима[98].
Популярные рассуждения Одри также были забыты довольно быстро. Хотя социобиологические теории время от времени снова входили в моду, их практические выводы, касающиеся образования «национальных родин», с годами постепенно потускнели. Несмотря на несомненную привлекательность рассуждений Одри, этология отказалась — со временем — от жесткого детерминизма, предписываемого его теорией и более или менее сходными взглядами на территориальное поведение человека, развитыми некоторыми из его коллег[99].
96
Цит. по:
98
Геополитической теории потребовалось немало времени, чтобы оправиться от фиаско, связанного с ее «успехом» у нацистов. Тем не менее в 70-е годы она снова стала считаться легитимным направлением исследований. См.:
99
Я имею в виду прежде всего знаменитую книгу Конрада Лоренца «Об агрессии» (