Через два дня Горбачеву предстояло пройти главное испытание – решающее заседание Госсовета, назначенное для парафирования текста Союзного договора…
Ново-Огарево, 25 ноября 1991 года
Этот день, который мог стать датой рождения нового Союза – с самого утра характеризовала атмосфера торжественной приподнятости. В преддверии Госсовета, на котором президент и республиканские лидеры должны были парафировать согласованный текст будущего договора, протокольная и хозяйственная службы развили бурную активность. По аналогии с подписанием Договора об экономическом Сообществе они планировали организовать такую же пышную публичную церемонию. Для этого в Ново-Огарево был доставлен уже сослуживший свою службу круглый стол, обрамленный флажками различных республик. Туда же были подтянуты телевизионные камеры, приглашены журналисты.
Казалось, организаторы предусмотрели все… Но праздника не получилось. Что же произошло в Ново-Огареве, за две недели до Беловежской Пущи?
М. Горбачев: – В канун референдума на Украине ситуация быстро менялась. Я вновь и вновь ссылался на состоявшуюся 14 ноября 1991 года договоренность с семью республиками, приводил аргументы в пользу союзного конфедеративного государства. Дискуссия дошла до такого накала, что я сказал: хорошо, я уважаю вашу позицию, но согласиться не могу. И пошел к себе в кабинет, предоставив коллегам сделать выбор без меня.
Через какое-то время ко мне пришли Ельцин и Шушукевич. Принесли проект решения Госсовета относительно проекта Союзного договора, в принципе – в том виде, в каком он был согласован 14 числа. Там, как известно, речь шла о том, что Союз Суверенных Государств – это конфедеративное демократическое государство. Я внес свои замечания в проект решения, Ельцин и Шушкевич согласились, мы вернулись в зал заседания, продолжили обсуждение, редакционную работу над проектом решения Госсовета. Затем все расписались. В этом решении было сказано: «…направить разработанный Госсоветом Договор на одобрение парламентов», имея в виду затем после этой процедуры окончательно подписать Договор…
Должен, однако, признаться, что дискуссии и вообще то, что произошло на Госсовете 25 ноября, оставили у меня на душе тяжелый осадок. Мне показалось, что не зря Б. Ельцин, отбросив нашу договоренность по главным вопросам нового Договора, вдруг публично вытащил на свет Божий тезисы из прошлого, опрокидывающие все согласованные положения…
Б. Ельцин: – Драма наступила 25 ноября, когда в Ново-Огареве, открывая очередное заседание глав государств, Горбачев сообщил прессе, что участники встречи собрались для парафирования договора. На самом деле договор еще не был готов к парафированию…
Заявление Горбачева о парафировании заставило руководителей республик внести коренные поправки в текст договора. Главным образом они касались смещения оставшихся полномочий от центра к республикам. Президент СССР пытался сначала мягко уговаривать, потом стал нервничать, раздражаться. Его слова не помогали, лидеры республик упрямо требовали все большей независимости от центра, ни мягкость, ни настойчивость, ни жесткость Горбачева уже ничего не могли сделать с почувствовавшими вкус свободы руководителями союзных республик. Когда Горбачев в очередной раз попробовал настоять на своей формулировке и снова все дружно как один ее отвергли, он не выдержал – вскочил из-за стола и выбежал из зала заседаний.
И именно в этот момент, когда на какое-то время в зале наступила тяжелая, гнетущая тишина, все вдруг поняли: здесь мы собираемся в последний раз. Ново-огаревская эпопея подошла к концу. И в этом направлении движения нет и не будет. Надо искать, придумывать что-то новое.
Оправившись от удивления и растерянности, все потихоньку заговорили. Скандал никому не был нужен. Внизу журналисты с нетерпением ждали известий с заседания, обещавшего стать историческим. Уже понятно, что историческим оно не будет, но хотя бы приличную мину необходимо соблюсти. Убежавшего президента надо вернуть. Никому не хотелось этого делать. Попросили меня и Шушкевича сходить за ним. Мы поднялись, пошли в его кабинет, сказали: «Михаил Сергеевич, давайте работать, надо же вместе искать выход». Он, видимо, ждал нашего прихода, тут же встал, пошел с нами. Заседание продолжилось.