Виктор прошел на кухню, взял со стола мобильный и набрал Анин номер. Гудки... Опять гудки... Оставьте сообщение... Он присел на табурет, продолжая «бомбить» Анюту звонками. В голову полезли гадкие мысли: вдруг она настолько расстроилась от разговора с Борисом Венедиктовичем, что натворила глупостей? Вдруг ее мать тоже знает про их чувства? Может, Аня разругалась с мамой и сбежала из дома? А если к тому самому жлобу, что водил ее в парк Горького? Виктор почувствовал, как заныли десны - слишком сильно сжал зубы, представляя, что может случиться.
- Возьми же трубку, Анютка!
Теперь Виктор жалел, что не бросился ей вслед. Пусть и не сразу - их разговор с деканом продлился добрых полчаса, но хотя бы потом. Позвонил бы, утешил, разузнал, что бестактный Борис Венедиктович наговорил ей наедине. Нет, предпочел запереться в стенах университета, ковыряясь в прошлогодних контрольных.
- Да, - раздалось на том конце провода, когда Виктор уже перестал надеяться.
- Анюта! Как я рад, что ты ответила! Что случилось? Ты где? Я хочу поговорить...
В трубке - тишина.
- Анюта, только не молчи, прошу! Ты у него?
- Что? - словно очнувшись, откликнулась она. - Витя... Я в парке...
Голос глухой, потерянный, бесцветный. Виктор внутренне содрогнулся. Бежать! Бежать к ней, обнять, согреть у груди, утешая и возвращая искорки в теплые серые глаза.
- Я приеду, какой парк?
Также же бесчувственно, Аня назвала адрес, а потом оставила Виктора наедине с гудками. Не думая ни секунды, он выскочил из дома, по пути вызвав такси, и помчался к ней.
Виктор еле дождался, когда водитель такси пристроит, наконец, свой автомобиль около автобусной остановки. Походя бросив деньги на сиденье, выскочил на улицу, помчался к череде приземистых кленов. Свернул на утоптанные дорожки, не доходя до выложенного плиткой и обрамленного кованым железом входа. Виктор всматривался в каждого встречного, пытался ухватить всех, кто в этот вечер вышел прогуляться под кровом деревьев.
Аня сидела на скамейке в парке и крошила батон себе под ноги. Взлохмаченные воробьи крутились вокруг, выхватывая друг у друга кусочки хлеба. Виктор подошел, сел рядом, боясь заглянуть в опущенные глаза. Он виноват, что выгадывая себе облегчения, не смог оградить ее от сплетен и разбирательств. Виноват, потому что старше и опытнее, а, значит, сильнее.
- Как ты? - неловко взяв ее руку в свои, произнес Виктор. Поразился, какие холодные у нее ладони. А чего удивляться? - одернул сам себя. Вечер наполнил улицы зябью, а на Анюте - только тоненькая футболка и джинсы. Еще неизвестно, сколько она тут сидит.
- Я ей чужая... - не поднимая глаз, ответила Аня все таким же безжизненным голосом, что и по телефону.
- Кому? Что случилось? Это из-за меня?
Не дождавшись ответа, Виктор схватил Аню за плечи, развернул к себе. В глазах - обреченная пустота, будто и не живой человек перед ним, а восковая кукла. Все внутри сжалось в комок, а потом рухнуло вниз.
- Анютка! Не молчи, слышишь?! Только не молчи!
Кажется, он даже целовал ее соленые мокрые щеки, прижимал к себе, шептал что-то на ухо. Все это Виктор делал неосознанно, будто заразившись от Анюты беспамятством.
- Она мне не мать! - очнувшись, затараторила она, бегая взглядом по его лицу. - Витя! Она мне никто!.. И никогда не любила...
Бессвязные фразы вылетали из ее рта, еще больше запутывая Виктора. Он только и понял, что ее мама сказала или сделала что-то такое, из-за чего Аня больше не хочет считать ее таковой. Но переубеждать или пытаться дальше вызнавать правду из содрогающейся рыданиями и плачем Анюты не стал. Всему свое время. Сейчас ему надо успокоить ее, отвести туда, где тепло и можно поесть.
Забота об Ане захлестнула Виктора. Хотелось взять ее на руки, унести к себе домой, прижать к себе, отпаивая горячим молоком с медом. Быть рядом... Всегда... Виктор пресек дерзкие мечтания. Этого не случится. Он найдет в себе силы уйти. Потом...
- Анютка, пойдем куда-нибудь? - ласково, будто разговаривая с ребенком, произнес Виктор. - Если не хочешь домой, то в кафе, или гостиницу...
Аня вскинулась, обхватила его голову руками, прижала к щеке.
- Ты ведь меня любишь? - нервно шептала она. - Только ты меня и любишь по-настоящему?..
Виктор растерялся. Ее руки в один миг стали пламенными, обжигали, делая прикосновение невыносимо соблазнительным. Сейчас он был готов похерить все моральные принципы и терзания совести, чтобы ее руки никогда не размыкались.