Таким образом мы убедились, что учение телеологистов или теистических эволюционистов во-первых не имеет основания в творения святых Отцов, и потому отторгается православным сознанием, во-вторых, возникло недавно и потому не может служить истинным выражением исконной веры Церкви, а в-третьих и до ныне представляет собой периферийное явление в православном богословии, свойственное скорее профессиональным апологетам, увлеченным учениями мира сего.
А раз это так, то «воистину необходимо, чтобы все кафолики, заботящиеся показать себя законными чадами Матери Церкви, прилеплялись к святой вере святых отцов, неразрывно были соединены с нею, умирали в ней, а непотребные новизны нечестивцев проклинали, страшились их, нападали на них, преследовали их»[76].
Глава 3. Синергизм
Одним из самых возмутительных аргументов, направленных против буквального понимания Шестоднева стало утверждение, будто оно противоречит православному учению о синергии Творца и твари и проистекает из протестантского учения о спасении одной верой.
Это учение особенно защищает о. Андрей Кураев. Согласно его мнению вера в то, что мир был сотворен Богом без всякого собственного участия, является рецидивом язычества, для которого «характерно было стремление редуцировать понятие материи к понятию небытия. Живет и действует только дух. Мир неодушевленный, мир материальный – это оковы для жизни и ничего более»[77]. Надо заметить, что автор производит подмену. Тот факт, что «дух животворит, плоть же не пользует ни мало», он смешивает с языческим гнушением плотью. Но ведь одно не вытекает из другого! Материя блага не потому, что она обладает собственной активностью, а потому, что вышла из чистейших рук Бога. И поэтому признаем ли мы ее меоном, как не обладающую самосущностью (как св. Максим Исповедник) – это не сделает ее злой, или представим, опираясь на собственную фантазию, ее самодвижущейся – это не прибавит ей добра. Однако последнее мнение категорически отвергалось отцами. Так свят. Марк Ефесский пишет: «Если мы скажем, как то угодно еретикам, что Бог совершенно недвижим и неэнергиен, то Сам Он будет приводить мир в движение только как цель и предмет стремления, не имея никакого промышления о нем и не распространяя никакой силы в нем, мир же окажется способным к преднамеренному выбору живым существом, которое вечно само собою управляет и движется одним стремлением к божественному. Однако все это – эллинское и мифообразное и для благочестивых презренное»[78]. Святитель Марк как бы видит безумие Тейяра де Шардена и его последователей и из XV века обличает их нечестие.
Однако о. Андрей не согласен со свят. Марком. Для него тот факт, что в христианской традиции основная оппозиция античной философии – «материя-дух» – была заменена противопоставлением, проходящим совершенно по иному признаку: «Творец-тварь» означает, что и тварный дух, и тварная материальность оказались тем самым заключенными в общие скобки, стали родственными. И если за тварным духом, за человеческой душой признается некая ценность – то нет оснований отрицать ценность (пусть меньшую, но все же ценность) в телесности. Если человеческий или ангельский дух способен трепетать пред гласом Творца – то почему бы не вострепетать пред Ним и горам? Если человеческая душа способна к радостному послушанию Глаголу – то почему бы и рекам, водам и морям не быть способными к подобной же радости?
В языческих космогониях хтоническая материя противодействует Духу, гасит его порывы, и потому между ними не может быть созидательного диалога. Однако в библейской книге Бытия нет войны Бога с хаосом. Мир всецело послушен Творцу. И воды, и бездны радостно откликаются на Его повеления. И потому нет оснований переносить в мир Библии языческую идею враждебно-богоборческой материи[79]. Конечно, никто из православных и не думает считать, что материя враждебна Господу. Ведь раз она не имеет свободной воли и самосознания, она и физически не способна враждовать ни с кем. Поэтому то она и всегда послушна воле Вседержителя. Ведь Он не дал ей выбора и создал ее для пользования человека, а не ради ее собой. Если же мы, вслед за гностиками и пантеистами, припишем неодушевленной материи волю, хотя бы и всегда благую, тогда с неизбежностью мы как раз и придем к тому, что признаем возможность сопротивления ее Творческой Руке. А возможность эта очень быстро перерастет в действительность, ибо что может быть легче того предположения, до которого скатывается например о. Александр Мень, что само существование в этом мире смерти и тления обусловлено изначальным сопротивлением враждебного хаоса. И надо заметить, что взгляд этот, при всей своей богохульности, ближе нравственному чувству, чем мнение о. Андрея Кураева, вводящего тление и смерть в сам замысел Творца. Ведь тогда мы сможем сохранить библейскую истину, что Бог есть Любовь, хотя, конечно, Любовь весьма немощная и неумная. Но ведь немощь менее постыдная вещь чем жестокость, доходящая до садизма!