Это является фактом и с этим фактом нельзя не считаться православному человеку, тем более при преподавании эволюционной теории в православных школах".[59]
К этому прекрасному списку духовных светил можно добавить имена свят. Николая (Велимовича) Жичского и свят. Макария Невского, Апостола Алтая. Первый пишет так: "Если бы историю XVIII–XX веков можно назвать одним-двумя словами, то, вероятно, самым подходящим было бы такое название: Протокол суда между Европой и Христом, ибо за последние 300 лет в Европе не происходило чего-нибудь, не имеющего связи со Христом… Христос:
— Как можете вы, люди, жить только плотской похотью? Я пришел сделать вас богами и сынами Божиими, а вы предаетесь суете и погибаете в борьбе сами с собой, уподобляясь бессловесным скотам.
Европа:
— Ты устарел, и вместо Твоего Евангелия мы нашли биологию. И сейчас мы знаем, что мы потомки не Твои и не Отца Твоего Небесного, а орангутангов и горилл. И сейчас мы заняты самосовершенствованием, чтобы стать богами, ибо мы не признаем других богов, кроме нас самих".[60]
А апостол Алтая вещает: "Давно, тысячи лет назад тому говорил безумец, притом только в сердце своем: несть Бог. А в наше времена уже не в сердце, а на улицах кричат и печатно проповедуют, что нет Бога, что все произошло само собой, случайно, все управляется судьбой, якобы силы природы производят все, что человек произошел будто бы из грязи и прочь. Сколько чудес допускается здесь теми, кто не хочет верить чудесам Божиим! Все-де произошло случайно, все управляется судьбой: не чудо ли это? Человек вышел из грязи, а сейчас рождается от подобных себе, — не чудо ли это? Притом, чудо без чудотворца! Что может быть невероятнее такого чуда? Не гораздо ли легче объясняется все, если допустить личного любящего Бога, от Которого все и Который над всем? Отрицатели Бога все хотят объяснить самопроисхождением, причинами всех причин. Понимание такого объяснения и миропроисхождения гораздо труднее, чем понимание христианской веры для самого простого ума. Вот эти понятные для всякого истины. Любящий Бог из Своего существа рождает Сына, как Свет от Света; от Отца исходит Святый Дух. Бог, по любви Своей, мудростью и всемогуществом Своим создал мир и человека по свободной воле Своей; и человек имел свободную волю, но злоупотребил ею; он отпал от общения с Богом и лишился блаженства. Тогда приходит на землю Сын Божий, делается человеком и совершает его искупление и спасение. Дело спасения, как и мироздание, есть дело также любви Божией. Все это так просто и понятно и для простого ума, и для мудреца".[61]
К точным словам Ю. Максимова можно только добавить, что эволюционизм отторгался не только Духоносными Отцами (многие из которых были прекрасными богословами, даже с точки зрения светской учености, не говоря уже о том, что все они были ими в святоотеческом смысле), но и другими мыслителями Православной Церкви. Так изначальное учение Церкви отстаивал митр. Макарий (Булгаков),[62] епископ Виссарион (Нечаев),[63] Святейший Патриарх Сергий (Страгородский),[64] митр. Антоний (Храповицкий),[65] прот. С.В. Булгаков,[66] еп. Варнава (Беляев),[67] схиархим. Иоанн из Ново-Валаамского монастыря,[68] иером. Серафим (Роуз), прот. Ливерий Воронов,[69] профессор СПбДА, прот. Сергий Антиминсов,[70] архимандрит Алипий (Кастальский), архимандрит Исаия (Белов), преподаватели МДА,[71] архимандрит Рафаил (Карелин), преподаватель Тбилисской Духовной Академии,[72] иеромонах Симеон, преподаватель МДАиС,[73] свящ. Константин Буфеев,[74] проф. Афанасий Деликостопулос (Кипрская православная Церковь).[75] По причине многочисленности православных авторов, отстаивающих подлинное понимание Откровения, мы не приводим самих их текстов, предоставив желающим самим ознакомиться с их позицией.
Таким образом мы убедились, что учение телеологистов или теистических эволюционистов во-первых не имеет основания в творения святых Отцов, и потому отторгается православным сознанием, во-вторых, возникло недавно и потому не может служить истинным выражением исконной веры Церкви, а в-третьих и до ныне представляет собой периферийное явление в православном богословии, свойственное скорее профессиональным апологетам, увлеченным учениями мира сего.
А раз это так, то "воистину необходимо, чтобы все кафолики, заботящиеся показать себя законными чадами Матери Церкви, прилеплялись к святой вере святых отцов, неразрывно были соединены с нею, умирали в ней, а непотребные новизны нечестивцев проклинали, страшились их, нападали на них, преследовали их".[76]
ГЛАВА 3. СИНЕРГИЗМ
Одним из самых возмутительных аргументов, направленных против буквального понимания Шестоднева стало утверждение, будто оно противоречит православному учению о синергии Творца и твари и проистекает из протестантского учения о спасении одной верой.
Это учение особенно защищает о. Андрей Кураев. Согласно его мнению вера в то, что мир был сотворен Богом без всякого собственного участия, является рецидивом язычества, для которого "характерно было стремление редуцировать понятие материи к понятию небытия. Живет и действует только дух. Мир неодушевленный, мир материальный — это оковы для жизни и ничего более".[77] Надо заметить, что автор производит подмену. Тот факт, что "дух животворит, плоть же не пользует ни мало", он смешивает с языческим гнушением плотью. Но ведь одно не вытекает из другого! Материя блага не потому, что она обладает собственной активностью, а потому, что вышла из чистейших рук Бога. И поэтому признаем ли мы ее меоном, как не обладающую самосущностью (как св. Максим Исповедник) — это не сделает ее злой, или представим, опираясь на собственную фантазию, ее самодвижущейся — это не прибавит ей добра. Однако последнее мнение категорически отвергалось отцами. Так свят. Марк Ефесский пишет: "Если мы скажем, как то угодно еретикам, что Бог совершенно недвижим и неэнергиен, то Сам Он будет приводить мир в движение только как цель и предмет стремления, не имея никакого промышления о нем и не распространяя никакой силы в нем, мир же окажется способным к преднамеренному выбору живым существом, которое вечно само собою управляет и движется одним стремлением к божественному. Однако все это — эллинское и мифообразное и для благочестивых презренное".[78] Святитель Марк как бы видит безумие Тейяра де Шардена и его последователей и из XV века обличает их нечестие.
Однако о. Андрей не согласен со свят. Марком. Для него тот факт, что "в христианской традиции основная оппозиция античной философии — «материя-дух» — была заменена противопоставлением, проходящим совершенно по иному признаку: "Творец-тварь"" Означает, что "и тварный дух, и тварная материальность оказались тем самым заключенными в общие скобки, стали родственными. И если за тварным духом, за человеческой душой признается некая ценность — то нет оснований отрицать ценность (пусть меньшую, но все же ценность) в телесности. Если человеческий или ангельский дух способен трепетать пред гласом Творца — то почему бы не вострепетать пред Ним и горам? Если человеческая душа способна к радостному послушанию Глаголу — то почему бы и рекам, водам и морям не быть способными к подобной же радости?
В языческих космогониях хтоническая материя противодействует Духу, гасит его порывы, и потому между ними не может быть созидательного диалога. Однако в библейской книге Бытия нет войны Бога с хаосом. Мир всецело послушен Творцу. И воды, и бездны радостно откликаются на Его повеления. И потому нет оснований переносить в мир Библии языческую идею враждебно-богоборческой материи".[79] Конечно, никто из православных и не думает считать, что материя враждебна Господу. Ведь раз она не имеет свободной воли и самосознания, она и физически не способна враждовать ни с кем. Поэтому то она и всегда послушна воле Вседержителя. Ведь Он не дал ей выбора и создал ее для пользования человека, а не ради ее собой. Если же мы, вслед за гностиками и пантеистами, припишем неодушевленной материи волю, хотя бы и всегда благую, тогда с неизбежностью мы как раз и придем к тому, что признаем возможность сопротивления ее Творческой Руке. А возможность эта очень быстро перерастет в действительность, ибо что может быть легче того предположения, до которого скатывается например о. Александр Мень, что само существование в этом мире смерти и тления обусловлено изначальным сопротивлением враждебного хаоса. И надо заметить, что взгляд этот, при всей своей богохульности, ближе нравственному чувству, чем мнение о. Андрея Кураева, вводящего тление и смерть в сам замысел Творца. Ведь тогда мы сможем сохранить библейскую истину, что Бог есть Любовь, хотя, конечно, Любовь весьма немощная и неумная. Но ведь немощь менее постыдная вещь чем жестокость, доходящая до садизма!
59
Ю.В. Максимов. Богословские аспекты проблемы согласования православного и эволюционного учений о происхождении человека. // Шестоднев против эволюции. М. 2000
61
Царю небесному и земному верный. Митрополит Макарий Московский, Апостол Алтайский (Парвицкий — "Невский") 1835–1926. М. 1996. С. 135.
65
Опыт христианского катехизиса. Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Издание Австралийско-Новозеландской Епархии Русской Православной Церкви За границей.1989. С. 36–38.
66
С.В. Булгаков. Настольная Книга для священно-церковно-служителей. Издательский отдел Московского Патриархата. 1993. T. II. C. 1723–1725.
70
Прот. Сергий Антиминсов. Протоиерей Александр Мень как комментатор Священного Писания. // Сети обновленного Православия. М.1995.192–204.
71
Архимандрит Алипий (Кастальский), архимандрит Исаия (Белов). Догматическое богословие. Курс лекций. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1994. С. 190–209.
72
Архимандрит Рафаил. Христианство и модернизм. М. 1999.C 373–392. К сожалению, о. Рафаил был введен в заблуждение вырванной из контекста цитатой свят. Василия Великого и поэтому неверно в одном писал о длительности дней творения, но в остальном его отношение к эволюционизму полностью соответствует Православной традиции.
73
Иеромонах Симеон. В шесть ли дней сотворен мир? // Православная Церковь свидетельствует. Вып. 4. Ереси. Их происхождение и сущность. Пермь. 1999. С. 43–57.
74
Свящ. Константин Буфеев. Может ли православный не быть креационистом? // Благодатный Огонь. № 4. 2000. С. 39–55. См. также. С. Буфеев. Эволюция в православии. // Благодатный Огонь. № 2. 1998. С. 62–73.