Считается, что разграниченный Интернет является ужасным явлением, противоречащим «истинным» целям Интернета и подрывающим ожидания. Эта проблема, как правило, обсуждается наиболее остро в контексте свободы слова, о чем свидетельствует буря из-за дел Гутника и Yahoo. Есть много причин для этого, но главная из них заключается в том, что Интернет является революционным средством общения, а общение - это речь. В этом смысле почти каждая дискуссия об управлении Интернетом, по сути, является дискуссией об управлении свободой слова. Поэтому самый основной вопрос о границах в интернете заключается в том, должна ли речь регулироваться на глобальном или на местном уровне?
Мы считаем, что в пользу единого глобального управления высказываний в интернете очень мало что можно сказать. «Каждая юрисдикция контролирует правила публичных высказываний ... и это отличается от юрисдикции к юрисдикции», объясняют Лоуренс Лессиг и Пол Реник. «То, что составляет «непристойную» речь в Теннесси, разрешено в Голландии; что представляет собой обычным порно в Японии, становится детским порно в Соединенных Штатах; то, что «вредно для несовершеннолетних» в Баварии, это всего лишь «Дисней» в Нью-Йорке». Правила поведения зрелых демократий отражают важные различия между народами, населяющими эти страны, - различия в культуре, истории и вкусах, которые полно закреплены в национальных и местных законах.
В Соединенных Штатах допустимо вступать в политическую партию, которая потворствует расизму, и суды отстаивают право неонацистов на шествие по преимущественно еврейским городам, одетым в форму и свастику. Другие демократии, находящиеся под влиянием совершенно разных исторических традиций придерживаются иной точки зрения. Израиль - это демократия, возникшая после Холокоста и находящаяся почти постоянно в состоянии чрезвычайного положения. Там запрещается любое высказывание, которая является «оскорбительным» или наносит «эмоциональный вред», и запрещены политические партии, которые поддерживают расизм или призывают к уничтожению Государства Израиль. Германия запрещает нацистские высказывания, но по другой причине, по той же причине, по которой Конституция Японии запрещает агрессивную войну: это страна, которая все еще сталкивается с ужасами, которые она совершала в прошлом, и она боится, что они могут повториться. Как мы видели в главе 1, Франция также запрещает пронацистские высказывания речь, а также речь, которая поддержку или отрицание Холокоста. Французское законодательство отражает его оккупацию нацистской Германией во время Второй мировой войны и связанную с этим убежденность в том, что человека имеет право быть свободным от угроз и унижения человеческого достоинства, что превосходит право свободно высказывать свои политические идеи, какими бы вредными они ни были.
Дело Гутника показывает то же самое скрытое напряжение. Дело возникло из-за глубоких разногласий между Соединенными Штатами и Австралией о важности свободы слова, репутации и общественного порядка. Хотя обе страны являются бывшими британскими колониями, находящимися под влиянием английской традиции общего права, в течение сорока лет они использовали совершенно разные подходы к защите свободы слова для прессы. В 1964 году Верховный суд США по делу «Нью-Йорк таймс против Салливана» нарушил общее британское право, когда он интерпретировал Первую поправку, так чтобы государственным чиновникам было намного труднее подавать иски о клевете против газет. Дело Салливана отразило новую тенденцию «приверженности принципу, согласно которому дебаты по общественным вопросам должны быть беспрепятственными, активными и широко открытыми». После Салливана общественным деятелям, таким как Гутник, было очень трудно победить в делах о клевете в Соединенных Штатах. Высокий суд Австралии, однако, отвергает правило Салливана, полагая, что оно «чрезмерно изменяет баланс в пользу свободы слова» и «обеспечивает неадекватную защиту репутации» . В то время как американский закон о клевете возлагает большое бремя доказывания на предполагаемую жертву клеветнической речи, Австралия возлагает бремя доказывания на издателя и требует от издателя разумно полагать, что его утверждение относительно предполагаемой жертвы является правдой, и предоставлять предполагаемой жертве шанс ответить. Таким образом, спор по делу Гутника выходит далеко за рамки сухих правил закона о клевете. Он отражает более глубокие разногласия между Соединенными Штатами и Австралией о процессах, которые наилучшим образом обеспечивают правду, и об относительности ценности свободы слова по сравнению с репутацией и беспрепятственности дебатов по сравнению с порядком.