- Он был хозяин первый сорт, как ни погляди, сэр. И дело не в жаловании, хотя и оно было что надо. Тут всё в том, как он обращался с прислугой – не знаю, будто думал, что они такие же люди, как он. Всегда говорил «пожалуйста» и «спасибо», хвалил за хорошую работу, а если что шло не так, он просто смеялся, а не резал по живому. Его слуга – он лягушатник был, Валери его звали – чуть с горя не умер, когда его хозяина пристукнули, а сейчас места себе не находит оттого, что убийцу так и не сцапали. Говорит, если бы это случилось во Франции…
-…то убийцу бы поймали сей же миг, и мы уже праздновали бы это за бокалом шамбертена и фуа-гра. На самом деле, в его словах есть смысл. У нас в Англии такие расследования бессистемны – вот что бывает, когда в стране нет настоящей полиции. Ищейки с Боу-стрит умны, как бы их не пытались выставить шутами, но их слишком мало, и они слишком зависят от объявленной награды. А ведь пока живы и старые способы охранять порядок, что делает положение только хуже – ищейки не в ладах с приходскими констеблями, добровольные мировые судьи свысока смотрят на магистратов, получающих жалованье, а сторожа просто напиваются и спят всю ночь. И всякий раз, когда сэр Роберт Пиль[11] пытается навести порядок, в ответ ему в ужасе кричат, что профессиональная полиция уничтожит английские свободы. О чём только думает этот чёртов парламент… О. Кажется, я выступаю с речью.
- Да, сэр, – Брокер спокойно разложил вечерний наряд Джулиана.
- Я не хотел. Это нарушает то спокойное, философское состояние ума, необходимое для одевания. К слову, ты знаешь, что убийство Фолькленда расследует наш старый друг Питер Вэнс?
- Правда, сэр?
- Да. И как только я оденусь, я черкну ему пару строк, а тебя попрошу отнести их на Боу-стрит.
- Да, сэр.
- Ты не очень-то этому рад, я смотрю. Я думал, ты и Вэнс вполне ладили друг с другом, насколько это возможно, сидя по разные стороны закона.
- Да, сэр. Просто очень странно будет идти на Боу-стрит по делу и своими ногами, а не на поводке у легавого. У меня от этого мурашки, сэр.
- Боюсь, я вынужден пренебречь твоими чувствами. Я хочу, чтобы Вэнс зашёл ко мне сегодня вечером и принёс все бумаги, что касаются расследования. Если тебя это утешит, то до самого позднего вечера ты мне не понадобишься. Выпей стаканчик или два с любым слугой, из тех, кого ты знаешь, и кто почему-то до сих пор на свободе. И не забудь рассказать нескольким из них – строго секретно, конечно! – о том, что я взялся помогать сэру Малькольму Фолькленду найти убийцу его сына.
- Если я так сделаю, сэр, к утру об этом будет знать весь город.
Джулиан улыбнулся.
- Так пусть знает.
Брокер не стал уточнять. Он свято верил, что у его хозяина были причины делать то, что он делал, каким бы таинственным это всё не казалось.
- Вы ужинаете дома, сэр?
- Да. Закажи несколько отбивных и бутылку кларета в кофейне, что дальше по улице. Я собираюсь откушать с Александром Фольклендом.
- Сэр?
- Точнее, читая его письма.
Ожидая заказанный ужин, Джулиан просматривал вечернюю почту. Одни приглашения и счета. Но вот и ещё одно письмо, адрес на котором написан стремительными, удивительно разборчивыми каракулями. Никакая гувернантка не смогла научить Филиппу Фонтклер писать так, как подобает леди.
Джулиан познакомился с Филиппой около года назад в загородном доме её отца, где впервые столкнулся с нераскрытым убийством. Тогда же он подружился с пребывавшей в смятённых чувствах Мод Крэддок, невестой Хью Фонтклера, брата Филиппы, и вызвал его ревность. С тех пор Джулиан и Филиппа переписывались. Когда она подрастёт, её родители, наверняка, попытаются положить этому конец, ведь она – богатая и воспитанная девица, а он – безродный денди без гроша в кармане. Сейчас ей двенадцать, и их дружба – дело странное, но неопасное. Они обменивались новостями, историями и мнениями. Джулиан не позволял себе писать слишком светско или дерзко. Он чувствовал ответственность за неё. Девочка была для него почти семьёй.
Он взял письмо с собой в кабинет, сломал печать и открыл.
Беллегард
30 апреля 1825 года
Уважаемый мистер Кестрель
11
Роберт Пиль (1788-1850) – государственный деятель Великобритании, во время действия книги – министр внутренних дел. Через несколько лет он всё-таки создаст Службу столичной полиции, и именно в его честь лондонских полицейских называют «бобби».