- Да, – сэр Малькольм прижал её к груди, не отрывая взгляда от портрета Александра, – так что не бойся рассказывать нам всё самое худшее.
- Вы так добры ко мне. Я не знаю, как это может быть. Александр был вашим сыном… а его дитя стало бы вашим внуком. Но вы не поймёте… я должна заставить вас понять.
- Когда ты будешь готова, моя дорогая. Когда ты почувствуешь, что набралась сил.
- Я уже готова. Пожалуйста, дайте мне продолжить. Я не могу говорить, не могу объяснять, если вы будете держать меня.
Сэр Малькольм принёс стул и сел рядом с невесткой. Джулиан устроился чуть сзади, чтобы Белинда не видела его. Ей было тяжело рассказывать и без напоминания о том, что здесь присутствует человек, которого она едва знает.
- Я обручилась с Александром в конце своего первого сезона. Когда тебе восемнадцать, когда ты воспитана, как я, и не замужем, ты ничего не знаешь о жизни. Ты чувствуешь себя уверенно и готова покорить весь мир, но ты не знаешь, что это за мир. Ты видишь только то, что сочли возможным показывать тебе. Я знала, что трагедии случаются даже в сердце модного Лондона – мужья оказываются слабыми или жестокими, и жёны страдают. Второе замужество моей матери, за мистером Толмеджем, было очень неудачным. Но я была совсем юна, и мама всегда заботилась о том, чтобы я чувствовала себя так, будто со мной не может случиться ничего дурного.
Её голос сорвался. Она сглотнула и продолжила.
- Итак, я познакомилась с Александром, я была горда и глупа. Меня считали красивой и завидной невестой, и это ударило мне в голову. Я наслаждалась восхищением. Мужчины говорили мне, что они мои рабы, и я презирала их. Какой достойный мужчина назвал бы себя рабом, пусть даже женщины, которую любит?
Александр Фолькленд не был ничьим рабом. Он был уверенным в себе, он был очаровательным, он дал мне почувствовал своё восхищение и обожание… но в нём было что-то неуловимое. Он мог засмеяться, но я не понимала почему. Он мог задуматься, но я не понимала – обо мне, или о чём-то за тысячу миль отсюда. И потом – все так восхищались им, так как я могла не хотеть того, от чего без ума весь мир?
Он сделал мне предложение, и я его приняла. Поначалу я была счастлива или думала, что счастлива. У нас было бурное свадебное путешествие, а едва отойдя от него, мы погрузились в наш первый общий сезон. Вы помните, какими мы стали – нас любили, к нам стремились, нам подражали. Это была заслуга Александра. Он украсил наш дом, подобрал слуг, приглашал гостей, выбирал меню. Я была ему не помощницей, а ещё одним украшением дома. Но я не понимала этого. Я была в восторге о того, что стала первой хозяйкой Лондона – в девятнадцать лет!
Я тогда не думала о том, как за это придётся заплатить. Я не задумывалась о том, как Александр за всё платил. Дохода от моего имения не хватило бы, но я знала, что он делает вложения, и верила, что он достаточно умён, чтобы обогатить нас.
Конечно, я знала мистера Адамса. Александр познакомил нас и объяснил, что мистер Адамс помогает ему в денежных делах. Мы часто приглашали его к там – на вечеринки, не на званые ужины. Александр говорил, что люди не захотят сесть за стол с таким человеком. Но он всегда был любезен с мистером Адамсом, и я брала с него пример. Меня учили быть вежливыми с управляющими или солиситорами, и я вела себя так же с мистером Адамсом.
В марте Александр сказал, что некоторые его вложения пошли прахом. Он сел рядом со мной, взял меня за руки и говорил очень убедительно. Он сказал, что с головой в долгах и не найдёт тридцати тысяч, чтобы расплатиться с кредиторами. Он не может законно продать или заложить моё имение, а если будет продавать картины или мебель, скупщики быстро поймут, что он в отчаянном положении, и все отвернутся от нас. Мы могли даже разориться. Он раз за разом повторял, как сожалеет об этом.
Странное дело – я была рада. Я не признавалась в этом сама себе, но уже давно разочаровалась в нашей семейной жизни. Восторг и радость уже померкли. Я устала. Я уже не хотела быть лучшей хозяйкой Лондона. Я почти не виделась с Александром наедине. Если бы нам пришлось экономить, мы бы не смогли всё время ездить в гости или давать приёмы. Мы бы проводили больше времени вместе дома – быть может, даже уехали в Дорсет. Я вдруг поняла, как скучаю по тому дому.
Но я видела, что он не разделяет моих чувств. Он любил нашу жизнь и не хотел её менять. Всё, что ему было нужно – найти денег, чтобы поправить наши дела. Он сказал, что значение имеют только эти тридцать тысяч фунтов, что грозят нам разорением. Потом он рассказал, что векселя скупил мистер Адамс. Я спросила: «Но ведь это хорошо, правда? Вы с ним друзья – он ведь даст тебе отсрочку?»