- Кто, служанка? Нет, совсем нет. Невзрачная и коренастая, и лет не меньше сорока.
- А та девчонка, что я видел, была лёгкая и стройная, с голубыми глазами, белыми волосами и в коричневом платье в клетку и белом капоре с лентами.
- Разве не любопытно! У Фанни, служанки, была именно такая одежда. Но белокурая и хорошенькая – такой была сама миссис Десмонд.
- А вы думаете, она могла переодеться в платье своей служанки?
- Господи, спаси нас! Зачем ей это делать? Хотя от неё можно ждать и такого. Как жаль, что я не знаю, чем она там занималась! Хотя я не хочу иметь с этим ничего общего, ты же понимаешь.
- Конечно, понимаю.
- Я просто подумала, что если кто-то вздумал переодеваться в своего слугу… тогда уважаемые люди должны следить за таким человеком, чтобы он не натворил чего-нибудь и не бросил тень на соседей.
- Это правильно, – поощрил её Брокер. – Вы должны думать о своём районе.
- Именно. Погоди-ка минутку – ты сказал, что был тут первого апреля? Эх, как так – это ведь была пятница, и я ездила к Милли. Какая жалость! Теперь-то мы никогда не узнаем, что да дьявольщину она замышляла, раз уж она уехала отсюда вместе с Фанни.
- А когда она сбежала?
- Чуть больше двух недель назад и очень внезапно. Просто улепетнула как-то вечером в пятницу. Я не видела, как она уходила.
Кажется, всё, что делала эта миссис Десмонд, было приурочено к пятнице – единственному дню, когда её любопытная соседка уезжала. Миссис Уиллер явно была из тех старушек, которым по душе порядок в доме и неизменный распорядок дня. Её визиты к дочери и возвращение были совершенно предсказуемы, и миссис Десмонд наверняка быстро их запомнила.
- Сначала я подумала, что она сдёрнула, чтобы не платить, – продолжала миссис Уиллер. – Её кавалер, должно быть, бросил её, и она бежала от долгов. Но приставов-то тут не было, так что, наверное, я неправа. И она будто не взяла ничего чужого – а от таких как она можно и этого ждать, а ведь дом был недурно обставлен. Но через несколько дней после её отъезда приходил человек от владельца дома и составлял опись – он сказал, что ничего не пропало.
- А кто владелец дома? – как бы между прочим спросил Брокер.
- Его зовут Джайлз Андерхилл, он из Клэпхэма. Раньше был банкиром, но теперь ушёл на покой и стал страшно ленив. Он позволял этим домам ветшать годами, и отремонтировал только мой и тот, где жила миссис Десмонд, и одному небу известно, когда он возьмётся за остальные.
Брокер решил, что момент настал.
- А вы никогда не видели миссис Десмонд в компании с ещё одной богатой девахой – настоящей леди то есть – высокой и с золотыми волосами, настоящей красоткой?
- Господи, помилуй, нет! К миссис Десмонд не ездили респектабельные люди, – она понизила голос за заговорщического шёпота. – Она как-то приводила в свой дом молодых женщин. Уйдёт куда-то днём, а потом вернётся с хорошенькой девушкой, а под вечер придёт её дружок-джентльмен, а девушка уходит через несколько часов. И что я должна думать об этом, мистер Стоукс? Что вообще можно подумать?
- А это всегда был один джентльмен?
- Я уверена, что один. Я запомнила его силуэт и его шаги, хотя никогда не видела лицо.
Стало быть, миссис Десмонд не была сводней – по крайней мере, не совсем обычной. Как будто она работала на одного определённого мужчину, которого не прельщали её чары. Господь свидетель, в этом районе было из кого выбрать – куртизанки, блистающие драгоценностями и экипажами, актриски, едва сводящие концы с концами между выступлениями, просто уличные девки, готовые на всё, что угодно за кружку джина. Но что общего с такими людьми могла иметь миссис Фолькленд? Быть может, она понравилась тому «дружку-джентльмену» миссис Десмонд, и он велел ей привести её сюда?
Это могло бы объяснить, почему миссис Фолькленд так скрывала свой визит в Сигнетс-Корт. Приняла она или отвергла ухаживания этого человека, ей бы хотелось навсегда забыть этот эпизод. В конце концов, стоит людям узнать, что леди имела какое-то касательство к интрижке, как они сразу думают худшее. А если бы обо всём узнал мистер Фолькленд? В таких обстоятельствах джентльмены устраивают дуэли. Если поклонник миссис Фолькленд предвидел вызов, не мог ли он предотвратить дуэль, ударив первым и пораньше?
Этим вечером в театре Джулиан удостоился большего внимания, чем актёры. Конечно, он привык, что на него пялятся. Приезжие тыкали в него пальцами, будто он был Карлтон-Хаусом или Тауэром. Новоиспеченные денди подмечали, сколько печаток он носит на цепочке для часов (никогда больше двух) и одобряет ли цветные шейные платки в сочетании с фраками (он не одобрял). Но никогда прежде он не получал столь восторженного, нервического внимания, особенно со стороны тех, кто в памятный вечер был гостями Александра Фолькленда. Джентльмены изучали его в монокли. Дамы шептались о нём, прикрываясь веерами. Джулиан смотрел на сцену, показывая, что принадлежит к тем редко бывающим в ложах чудакам, что приходят в театр посмотреть пьесу.