- О, я была о нём весьма высокого мнения! Он был самым приятным молодым человеком, из тех, что я знала, если не считать присутствующих. Так привлекателен и вежлив, так весел, всегда знал, когда говорить, а когда слушать. Никогда не шумел на публике, никогда не скучал, и никогда не давал скучать. И какой у него был прекрасный вкус! Его дом – настоящий шедевр. Я надеюсь, миссис Фолькленд не испортит его.
- А вы думаете, это может произойти?
Леди Антея доверительно к нему наклонилась.
- Конечно же, все знали, что их дом был его творением. Всё, чего достигли Фолькленды – их вечеринки, популярность, всеобщее обожание – всё было его достижением. Да, супруга хороша собой. Но она – это просто проявление инстинкта коллекционера, что распространяется не только на вещи, но и на людей.
- Так вы думаете, он выбрал себе жену так же, как обюссонский ковер – чтобы украсить дом?
- Нет, не совсем так. У обюссонского ковра нет имения в Дорсете, что приносит десять тысяч фунтов в год.
Джулиан не был уверен, насколько серьёзно стоит воспринимать эти слова. Он знал, с какой злобой леди Антея относится к жёнам тех молодых людей, что ей нравятся.
- Вы не думали, что он мог любить свою супругу именно настолько, насколько это выглядит со стороны?
- Я думаю, что она наскучила ему до безумия. Что ей было интересно, кроме лошадей? В душе она оставалась всего лишь деревенской мисс, а он был высокообразованным молодым человеком со множеством интересов.
- Расскажите мне о его последней вечеринке. Он был у вас на виду?
- Я видела его достаточно часто. Вы же помните, как он всегда старался быть повсюду. Но у нас не было возможности поговорить tête-à-tête [47].
- Вы знали, что у него была встреча с камеристкой миссис Фолькленд?
- О, небеса! Я слышала, что её служанка – сорокалетняя старая дева с мышцами, как у рабочего. Вы же не хотите сказать, что она строила ему глазки?
- Нет, едва ли. Но он будто бы был неприятно потрясён, когда она позвала его, чтобы поговорить.
- Должно быть, беспокоился за жену. Она ведь ушла к себе, сказав, что у неё болит голова. Как любопытно, что она так приболела! Когда вечер начинался, она выглядела совершенно здоровой.
- Мне говорили, что вы с достойным беспокойством расспрашивали о ней.
- О, ну что же, будем откровенны. Я уверена в том, что тогда произошло. Александр с женой поссорились, вот она и ушла. Или у того ужасного мальчишки, её брата, случился припадок или что-то ещё. Но я думаю, что ссора намного вероятнее.
- Вы по-прежнему так думаете?
- Если я скажу «да», вы решите, что я обвиняю дорогую миссис Фолькленд в убийстве мужа. Так что я этого не скажу, – она лукаво улыбнулась.
- Когда Фолькленд ушёл с праздника, вы расспрашивали Клэра о том, куда он пошёл и что делает. Почему?
- Мой дорогой мистер Кестрель, потому что я думала, что он знает. Они с Александром были близкими друзьями, так что и подумать не могла, отчего бедный мистер Клэр так сбит с толку и слова не выговорит. Александра не было очень долго – конечно, теперь мы знаем, почему – но тогда это было крайне загадочно. Дом превращался в готический замок, где пропадают люди – сперва хозяйка, а потом и хозяин.
«Ещё один свидетель, который не беспокоится о том, что у него нет алиби», – подумал Джулиан – леди Антея, как и большинство гостей, не смогла точно объяснить и подтвердить, где была между без десяти полночь и четвертью первого. – Вы видели Дэвида Адамса?
- О, да. Он выглядел таким мрачным и опасным. Мне он всегда напоминал пирата. Из него вышел бы прекрасный злодей.
- Вы думаете, что это слишком очевидный козёл отпущения, чтобы быть настоящим убийцей?
- О, не поймите меня неправильно. Я ни на миг не верю, что это он убил Александра. Ударить человека кочергой – такие преступления не для него. Ему бы больше понравилось расправиться с врагом по-другому – лучше всего, разорить. Нет, кто бы не убил Александра, он был слаб, но умён; у него была хитрость, и жаркая ненависть. Да, мистер Кестрель – это сделала женщина.
Когда Джулиан вернулся от леди Гиллингэм, почти пробило три часа утра. Интересного он узнал немного, но вовсе не потому что друзья Александра были молчаливы. Скорее они были слишком щедры на воспоминания и чересчур склонны раздувать мелкие события в знамения грядущего преступления. А любой, кто был известен завистью или неприязнью к Фолькленду, конечно пытался доказать, что любил Александра и никогда не желал ему зла. Кроме того, хватало пустых обвинений – особенно в сторону Дэвида Адамса. Как Джулиан предполагал, многие знакомые Александра были недовольны тем, что он навязал им общество этого коммерсанта и теперь говорили, что он поплатился за то, что якшался с торговцем и евреем.