Джулиану пришлось отпустить её, хотя этот разговор его совершенно не удовлетворил. Уже не в первый раз за это расследование он чувствовал, что задавал, казалось бы, правильные вопросы, которые оказывались неверными. Но что тогда спросить? Что он упускает?
Он покинул дом сэра Малькольм в смятении и поехал через Хит. Солнечные лучи рисовали пятна света на траве. Дети играли с корабликами и пускали камни по поверхности воды. Когда ребёнок заходил слишком далеко в воду, за ним спешила няня, ведь тут были такие небольшие, окружённые ивами пруды, в которые дитя могло кануть, и его бы не нашли часами, даже днями. Джулиан проехал мимо одного такого пруда и видел, как он обманчив – бледно-голубая поверхность воды, мерцающая сквозь полог листьев.
Они выехал из Хита через юг и поехал прямо по лондонской дороге. По пути встречались отдельные коттеджи и следы промышленности – скобяная лавка, винокурня… кирпичный завод. Джулиан вспомнил, где находится и спросил у прохожего, как попасть туда, где была убита женщина.
Прохожий ответил так, будто уже давно привык к таким вопросам. Должно быть он указывал путь уже множеству жаждущих поглазеть зевак. Джулиан нашёл нужное место легко, но смотреть там было почти не на что. Печи для обжига давно пропали. Лишь редкая трава, обломки кирпича и красноватая глина свидетельствовали, что когда-то здесь был кирпичный завод. Это место превратилось в руины, но здесь даже их было мало. Наверняка, всё мало-мальски ценное и полезное уже растащили цыгане или бродяги – сэр Малькольм говорил, что у них есть лагерь неподалёку. Но не было никаких признаков, что недавно здесь кто-то бывал – даже самые жалкие нищие испытывали суеверный ужас перед этим местом.
Почему тогда убийца привёз жертву сюда? На пути в Хэмпстед или из Хэмпстеда? Почему? Он хотел тут кого-то встретить? У кого в Хэмпстеде есть связь с миссис Десмонд, её служанкой или Александром? Джулиан не мог думать ни о ком, кроме сэра Малькольма. Но сэр Малькольм явно не мог быть связан с Убийством на кирпичном заводе. Или мог?
В Лондон Кестрель вернулся ранним вечером, как раз к Большой прогулке – именно в этот час весь beau monde и его прихлебатели выезжают прокатиться в Гайд-парк. Роттен-роу кишела экипажами и всадниками. Благородные, но небогатые дамы отчаянно пытались выглядеть подобающе; богатые, но неблагородные стремились завязать знакомства с важными людьми. Иные правили пони в ярких упряжах; щеголи скакали на норовистых конях. Денди наблюдали за происходящим через монокли, глазея на дам и обмениваясь колкостями о джентльменах. Все боролись за чужое обожание, а под маской светской жизни заключались политические союзы, назначались встречи и дуэли.
Потом появились те, кого Джулиан про себя называл «беспризорницами с Роттен-роу» – жёны молодых сквайров, только что приехавшие из загородных имений, день за днём отважно разъезжающие в открытых экипажах в надежде, что иная важная леди почтит их одиночество улыбкой или кивком. Как правило, их ждало разочарование; corps élite [69] не принимал в свои ряды каждого, кто постучит в двери. Порой Джулиан брал под крыло одну из таких дам, зная, что пары знаков внимания от него достаточно, чтобы её приняли в общество. Он хотел бы делать это чаше, но не был уверен, что тем самым оказывает женщинам услугу. Очень многие с такой радостью встречали свой первый сезон в Лондоне, что покидали его, преследуемые портнихами, обобранные игроками и погубленные распутниками.
Джулиан не появлялся на Роттен-роу уже несколько дней, и его возвращение вызвало небольшую суматоху. Он ни с кем не обсуждал несчастье с миссис Фолькленд, но все говорили об этом у него за спиной. Он испытал удовольствие от того, что узнал больше, чем рассказал, при этом, что в его рассказах не было ничего важного.
Примерно в шесть пополудни толпа начала редеть – люди спешили по домам переодеваться к ужину. Джулиан собирался сделать так же, как услышал знакомый голос:
- Мой дорогой друг! Не задержитесь ли на минуту?
Это был Феликс Пойнтер, блиставший в небесно-голубом фраке, жёлтом жилете и лиловых перчатках. Он правил элегантным кабриолетом вишнёво-красного цвета, запряжённого гнедой лошадью. Сзади ехал его «тигр» – низкорослый грум в ливрее из аметистового атласа, шёлковых чулках, напудренном парике и треуголке с серебряным галуном.
Джулиан подъехал к ним.
- Так вот ваш новый экипаж, – он весело окинул взглядом кабриолет и «тигра». – По крайней мере, вас будет видно даже в тумане.