- В этом и преимущество, – рассеянно согласился Феликс. – Я хотел сказать, что уже час пытаюсь к вам подобраться. Как миссис Фолькленд?
- Немного лучше.
- Я рад слышать это, – Феликс прикусил губу и быстро спросил. – Пройдёмся немного? Альфред присмотрит за конём.
- Конечно, если вы хотите, – Джулиан присмотрелся к другу попристальнее, но пока ничего не спросил. Спешившись, он передал поводья «тигру», что снисходительно взял на попечение обоих лошадей. Феликс поежился, когда они отошли.
- Этот парень был просто мальчишкой с конюшни ещё две недели назад, – поделился он, – но с тех пор, как я дал ему ливрею, он так задирает нос, что едва говорит со мной.
Они направились через парк к Кенсингтонским садам. Здесь не было знакомых, что могли бы помешать разговору – только няньки, дети, собаки и пара престарелых армейских офицеров на прогулке. Джулиан и Феликс явно были всем любопытны – нет сомнений, что каждый гадал, что эти два щеголя делают в столь немодной части парка. Впрочем, это место для равно подходило для того, чтобы поговорить tête-à-tête. На таком большом и открытом пространстве никто не сможет подкрасться и подслушать.
Феликс запустил руку в свои курчавые волосы, отчего они ещё больше встали дыбом.
- То, что случилось с миссис Фолькленд, ужасно. Это просто зверство. Вы знаете, кто это сделал?
- У меня много мыслей. Жаль, что не могу того же сказать о доказательствах.
- Понимаю. Но надеюсь, вы найдёте его. Я хочу сказать, подстроить такую трусливую ловушку женщине…
- Это чудовищно, я согласен. Но у этого есть и одно хорошее последствие. Когда у нас было только убийство Фолькленда, свидетели с чистой совестью могли что-то скрывать – в конце концов, никакая искренность не сможет вернуть его к жизни. Но когда жертвой жестокого преступления стала миссис Фолькленд, все, кто раньше хранил свои тайны, открывают их.
- О, – проговорил несчастный Феликс, – это правда?
Джулиан остановился.
- Мой дорогой друг, уж не вы ли в их числе?
- Это мелочь – быть может, совсем неважная! Я хотел рассказать уже давно, но я дал обещание даме.
- Какой даме?
- Миссис Фолькленд, – поколебавшись, признался Феликс. – И я все ещё не уверен, что поступаю правильно, нарушая слово. Она доверяет мне, полагалась на мою честь. Но когда я услышал о том, что ей подстроили такую ловушку и лишили ребёнка, я подумал, что она всё ещё может быть в опасности. Что если в следующий раз будет хуже? Как я могу ставить мою честь против её жизни?
- Вы совершенно правы. Расскажите мне всё, что знаете.
Феликс покорно кивнул.
- Это было на той вечеринке – когда Фолькленда убили. Вы помните, что я рассказывал Боу-стрит – как поговорил с миссис Фолькленд, как она пожаловалась на головную боль и ушла? Это правда. Она весь вечер выглядела нездоровой. На свету было заметно, что она очень бледная и уставшая – и дрожащая как затухающее пламя. Хотелось обхватить её руками, чтобы она не потухла.
Но она всё равно храбро держалась, говорила со мной о том и о сём и смотрела вполглаза за дверьми, чтобы поприветствовать припозднившихся гостей. Но внезапно она раскрыла глаза, побелела как мел и пошатнулась. Я подхватил её.
Нет, она не упала в обморок. Она опёрлась о меня, и я понял, что она не хочет, чтобы кто-то знал о том, что сейчас произошло. Никто ничего не заметил – всё произошло быстро, а вокруг была целая толпа. Я оглядывался как безумец, пытаясь понять, не стоит ли позвать на помощь, и тогда я увидел его – Дэвида Адамса. Он только что приехал и стоял в дверях, глядя вокруг как ястреб. Я понял, что это увидев его, миссис Фолькленд чуть не лишилась чувств.
Тут она перестала на меня опираться и начала быстро обмахиваться веером. Ничто не выдавало её испуга – только очень бледное лицо и бисеринки пота на лбу. Адамс теперь смотрел прямо на неё, и я подумал, что он может подойти, и мне нужно будет его остановить – а я прекрасно мог бы обойтись без этого, ведь боюсь его до судорог. Но он так и не подошёл, а миссис Фолькленд больше не смотрела в его сторону.
Она обратилась ко мне, и её голос был так спокоен, что если вы бы не слышали её слов, то не заподозрили, что произошло нечто из ряда вон. Она была всё такая же белая и медленно махала веером, будто в такт музыке. Она поблагодарила меня за заботу и спросила, может ли она рассчитывать, что я никому не расскажу про то, что у неё было такое головокружение. Я сказал, что готов для неё на всё, что угодно, и беспокоюсь, что она может плохо себя чувствовать. Миссис Фолькленд ответила, что сейчас с ней всё в порядке, но она хочет уйти с праздника. Она добавила: «У меня болит голова. Если кто-то спросит вас, вы скажете, что у меня болит голова – и ничего больше?»