Г о л о с и з з а л а. Позвольте задать диссертанту вопрос. Имеет ли его работа практическую ценность?
Д и с с е р т а н т. Безусловно. Представьте себе, товарищи, такую картину: доярка, назовем ее доярка Икс, слышит пение соловья. Что происходит далее? Доярка Икс начинает вздыхать. Сначала робко, а потом все более и более интенсивно. А соловей между тем продолжает петь и петь. Отсюда резкий рост продуктивности. Далее. Мне удалось установить, что петухи не являются певчими птицами. Поэтому я предлагаю на колхозных птицефермах заменить совершенно бесполезных петухов соловьями, в расчете по три соловья на сто гектаров пашни.
О п п о н е н т. Я считаю, что ученый совет должен отметить огромную работу, проделанную диссертантом в изыскании архивных материалов о соловье, шепоте и, в особенности, о робком дыхании…
Д и с с е р т а н т (поет).
П р е д с е д а т е л ь. Вторично делаю вам серьезное предупреждение. (Оппоненту.) Продолжайте, пожалуйста.
О п п о н е н т. …Считаю необходимым диссертацию в корне переработать: на странице первой, на странице второй, на странице третьей…
П р е д с е д а т е л ь. От и до?!
О п п о н е н т. От страницы первой до страницы сто двадцатой исправить вопиющие ошибки, выразившиеся в том, что он перепутал дедушку с бабушкой.
П р е д с е д а т е л ь. Вопросы есть у членов ученого совета? Нет вопросов? Объявляется пятиминутный перерыв. После перерыва — защита диссертации на тему: «Канареечка жалобно поет».
ОСЕЧКА
Двенадцать лет Егор Иванович Сиднеев возглавлял кирпичную фабрику. Но в один прекрасный день эту фабрику по причине бурного развития крупнопанельного домостроения закрыли, а Сиднеева перебросили на другую, тоже руководящую работу. Он оказался заведующим городским швейным ателье «Художественное».
Было ясно, что новому руководителю потребуется определенный срок, чтобы переключиться со шлакоблоков и кирпича на полушерсть, драп и ситчик. Поэтому сотрудники ателье старались решать сложную проблему соответствия формы платья богатому духовному содержанию заказчиков, минуя кабинет нового заведующего.
Егор Иванович догадывался об этом и страдал. Страдал не только от уязвленного самолюбия, но и от безделья. Временами ему становилось просто страшно в большом пустынном кабинете наедине с голым манекеном. Манекен смотрел на нового заведующего нарисованным глазом и, казалось, упрекал:
— Бездельничаешь, Сиднеев?
Поэтому Егор Иванович искренне обрадовался, когда однажды в его кабинете раздалась веселая телефонная трель. Он поднял трубку и услышал баритон вышестоящего товарища.
— Где это ты запропастился, Сиднеев? Телефон, что ли, сменил?
— Сменил, Сан Саныч, сменил.
— Напряженно с планом?
— Напряженно, Сан Саныч.
— Я понимаю: конец полугодия…
— Конец, Сан Саныч, конец.
— Конец-то, конец, но ты все-таки отгрузи в наш адрес двенадцать контейнеров. Постарайся.
— Сделаю, Сан Саныч! Запарились совсем. Не могу за всем уследить. Сегодня же отгрузим.
— Ну, хорошо. Жду. Бывай здоров…
Одной рукой Егор Иванович вытирал платком обильный пот, выступивший на лбу, а другой звонил секретарше.
— Техрука, — отрывисто бросил он.
Секретарша скрылась.
— То-то же, — сказал Егор Иванович и выпрямился в кресле. Таким он нравился сам себе. Он действовал. Он руководил.
Вошел технический руководитель ателье — лысоватый молодой человек в пестром костюме и полуботинках острых, как сабля. Он был энтузиастом легкой промышленности и считал своим долгом лично пропагандировать новейшие моды.
— Садитесь, — начал издалека Егор Иванович.
Техрук сел.
— Как с планом?
— По предварительным подсчетам процентов 108 дадим за первое полугодие.