— Нет, почему же.
— А то, вы знаете, есть такие случаи, когда соседи бывают очень недовольны. Или притворяются любезными, а за спиной клевещут.
— Кто клевещет?
— Нет, вы не подумайте ради бога, что я косвенно намекаю на вас. У меня нет для этого ни малейших оснований. Я с вами еще не знаком.
— Я тоже вас не знаю, и, признаться…
— Договаривайте, договаривайте. Я только поблагодарю вас за прямоту и откровенность.
— Собственно, что вы хотите?
— В самом деле. Простите. Совершенно верно. Я должен объяснить. Дело в том, что вчера в кинотеатре «Салют» я с ней познакомился. Нет, я сразу вас предупреждаю, что у меня исключительно честные намерения, и если я решился позвонить, то это вовсе не значит… Вы меня понимаете?
— Вполне. Кого вам надо?
— Надеясь на вашу скромность, я скажу вам честно, что хотел бы с ней поговорить… Я не слишком злоупотребляю вашим терпением?
— Договаривайте, черт возьми! Я все равно опоздал на работу!
— На работу?! Вы себе не можете представить, как я огорчен. Так вот она, Оля то есть…
— Какая Оля! У нас нет никакой Оли! Это молодежное мужское общежитие.
— Ах, простите, пожалуйста. Я должен вам сказать…
— Одну минутку. Тут подошел дежурный. Передаю ему трубку. Он, наконец, обязан выслушивать до конца каждого… А я пошел.
— Ты сам дурак, — сказал я подошедшему дежурному и повесил трубку.
Сквозь надпись на стекле: «Разговаривать не свыше трех минут» я увидел, что будка телефона-автомата окружена несколькими спиралями «дружелюбно» настроенной очереди. Я ведь не заставлял их тут ждать целый час! Прекрасно могли бы воспользоваться ближайшим автоматом в каких-нибудь пяти-шести трамвайных остановках отсюда.
Но хотя мне все это не очень понравилось, выходя, я заставил себя приятно улыбнуться и сказать:
— Извините, если я вас немного задержал.
— Немного?!
— Он еще издевается! — послышались голоса.
Если кто-то проявляет предупредительность, это не значит, что его может безнаказанно оскорблять любой грубиян. Я всегда могу постоять за свои убеждения! С такими мыслями я вцепился в волосы ближайшего ко мне любителя разговаривать по телефону.
Я не учел, что я был один, а нахалов — целая очередь. Теперь я сижу в милиции, и дежурный старшина составляет протокол. Я не возражаю, чтобы он зафиксировал: «нанес оскорбление действием нескольким незнакомым людям, в том числе пожилого возраста». Так оно и было. Но он пишет: «проявил невежливость и грубость». Вот скажите теперь, где искать правду? Ведь причина происшествия именно в том, что я, вопреки многим, решил быть вежливым и отстаивал это до конца.
КАК ПОБИЛИ РЕКОРД
— Не хочу я, — сказал Слава Мороз и стал царапать ногтем лак директорского стола.
— Да ты пойми, голова два уха, — рассердился Николай Петрович, — пойми, что больше выдвигать некого. Строгалей у нас двое: Сонька Несытых и ты. Сонька — дурочка, все смешки у нее на уме. Остаешься ты. А шумок некоторый… то есть рекорд, так сказать, в городском масштабе ой-ой-ой как нам нужен! Станок тебе поставим самый новый. Двух подсобников определим, пусть заготовки таскают. Пусть и устанавливают их на станок, пусть бегают за резцами и стружку убирают. А ты только кнопочку будешь нажимать, осуществлять общее руководство, хе-хе-хе… Но чтобы завтра было пять норм. Не меньше! К концу смены придут корреспонденты тебя фотографировать. А на телевидение вместе поедем выступать. И пусть кто-нибудь еще скажет, что мы не растим новаторов!
— Не могу я, — плачущим голосом сказал Слава, — не могу, неудобно перед товарищами.
Но Николай Петрович счел вопрос решенным и позвонил секретарше в знак окончания аудиенции. Он был директором доброй старой закалки, и те, кто ему возражали, неизменно оказывались вне заводской территории.
Любимым каламбуром Николая Петровича была фраза:
— Не желаешь? А по собственному желанию?..
Слава Мороз побрел в цех.
На его рабочем месте царил беспорядок большой стройки. Старый станок был убран, и из бетонного фундамента, как руки потерпевших бедствие на море, торчали погнутые анкерные болты и стальные прутья арматуры. А многотонный мостовой кран уже тащил, позванивая, новый матовый от смазки строгальный станок.
На следующее утро, когда Мороз пришел на работу, два подсобника кончали обтирать станок ветошью. Рядом бригада маляров красила розовой краской персональный шкафчик для инструментов. На специальном стеллаже лежала гора заготовок, хотя обычно их всегда не хватало. Ближе к окнам стояла кадка с гигантским фикусом.