— Нет, — пробормотал Слава, — нет. Обманывать людей я не стану. Выполню полнормы — и баста.
Но все пошло по-иному. Едва Слава поставил заготовку и нажал кнопку, как станок запел так четко и ритмично, что Славе неудержимо захотелось испробовать его на максимальных режимах. Он увеличил подачу, и деталь была изготовлена мгновенно. На таком замечательном оборудовании он еще никогда не работал. Руки его сами потянулись за очередной заготовкой, потом за следующей. Слава увлекся, и подсобники едва успевали подносить одну заготовку за другой.
Одним словом, когда цеховая сирена возвестила о конце смены, нормировщик несколько театрально указал рукой на большую гору обработанных деталей и объявил всем собравшимся:
— Строгаль Станислав Мороз выполнил восемь с половиной норм!
Щелкнул фотоаппарат.
Это прибывший на место установления рекорда корреспондент сделал первый снимок. Потом он снял Славу рядом с директором. Потом крупно снял директора и крупно станок. И еще раз снял Славу в позе охотника, убившего льва.
Одним словом, торжество получилось на славу. Правда, чуть не испортила все Сонька Несытых.
— А малую механизацию почему не снимаете? — крикнула она.
— Какую механизацию? — осведомился корреспондент.
— Которая автоматически заготовки подтаскивает!
С этими словами Сонька вытолкнула вперед двух подсобников.
Но скандала не получилось. Корреспондент сфотографировал и подсобников.
Через день в газете появилось большое фотообвинение под названием «Как очковтиратели побили рекорд».
Через два дня, не вынеся позора, директор уволился по собственному желанию.
А Слава Мороз до сих пор мучится вопросом: случайно разоблачил их корреспондент, или он все знал заранее и немного хитрил?
АРИФМЕТИЧЕСКАЯ ДУША
Пока трудовой героизм в цехе металлоконструкций измеряли только процентом выработки, все было спокойно. Семен Чибис, талантливый старший нормировщик, играл главную роль при подведении итогов соревнования.
Жизнь шла так, как будто она была разлинована оранжевым Чибисовым карандашом. Кончился месяц — вывели цифры, определили передовиков и дело с концом.
И вдруг все стало по-другому.
На предсменном собрании Юрий Сырников, сварщик, ни с того ни с сего закричал:
— А почему Пилюгу опять на Доску почета повесили?
Этот Сырников — несолидный парень. Вечно трещит, как пулемет, или хохочет без причины. Однажды до того затараторил, что вместо: «Я — Юрий Сырников» «Я — Сырий Юрников» закричал. Теперь все его не Юрием, а Сырием зовут.
Семен Чибис встал и с достоинством ответил:
— Когда ты, Сырников, на 123 и три десятых норму выполнишь, то на Доске почета будешь ты, а не Пилюга. А у тебя пока только 100 и три десятых.
— Да ты пойми, — закричал неугомонный Сырий, — пойми, арифметическая ты душа, что неподходящая он кандидатура. Прямо при нем скажу: плохой он в коллективе человек.
— Что верно, то верно, — подтвердил немногословный Аржанов. — Неуютно с тобой, Пилюга, рядом работать.
Чибис тотчас же хотел спросить, с хитринкой так спросить: «Что значит неуютно? Нельзя ли конкретнее?» Но никакой полемики не получилось.
— Уберем, — просто сказал начальник цеха, и собрание перешло к решению текущих вопросов.
Первый раз за много лет старший нормировщик почувствовал себя неуверенно. Когда все разошлись, начальник сказал:
— Ты, Чибис, старайся быть в курсе новых веяний. Надо не только счетами работать, но и головой.
На следующий день Семен Чибис спустился по крутым металлическим ступенькам, испещренным веселыми швами и точками электросварки, из конторы в цех. Он проделывал этот путь туда и обратно по нескольку раз в день. Но сегодня он спустился в цех принципиально по-новому: не для того, чтобы утрясти парочку цифр, а в порядке изучения «новых веяний».
Как это ни странно, вездесущий Юрий Сырников сразу это понял. Откуда-то сверху, с высоты мостовых кранов, раздался его насмешливый голос:
— Хо! Наконец-то наш старший и единственный нормировщик решил познакомиться со своим цехом.
Нормировщик поднял голову, чтобы достойно ответить, но в переплетениях металлических ферм он увидел не менее десятка защитных масок электросварщиков. Какая из них принадлежала Сырникову — определить было невозможно.
— Не сердись, Чибис, печенка лопнет, — раздалось сверху.
Раньше любую шутку Сырникова можно было выслушать снисходительно. Чибис вспоминал процент: 100 и три десятых. Это снижало любой юмор до уровня непритязательного зубоскальства. Но сегодня нормировщик почувствовал, что шутка имеет, так сказать, самостийное значение. Вне зависимости от процента.