— У тебя в задаче во втором вопросе тоже получилось две тысячи двадцать тонн?
— Кажется, две тысячи двадцать. — Зина поспешно достала из портфеля тетрадь по арифметике. Она рассердилась на себя за эту поспешность, почти заискивающую, и сильно покраснела. А Галя, наоборот, побледнела и вдруг сказала очень вежливо, как совсем чужой:
— Спасибо, я уже вижу, что мы решили одинаково.
Теперь просить прощения было уже невозможно. Зине показалось, что в чём-то она страшно унизилась перед Галей. Самым весёлым тоном, какой ей удалось придать своему голосу, она окликнула девочку, сидящую через проход:
— Лена, после школы пойдём вместе; я тебе что-то интересное расскажу! — Искоса она видела, как Галя, опустив глаза, раскладывает на парте тетрадь и задачник.
На уроке они ни разу не взглянули друг на друга. Едва прозвенел звонок, Зина вскочила, схватила под руку Лену и увлекла её в коридор.
«Сама виновата! — думала она про Галю. — Я ведь так хотела попросить у неё прощения!»
А Галя гуляла по коридору со Светой Корневой, рассеянно слушала её рассказ о полярной станции на острове Вайгач. Света вчера получила письмо от родителей и ни о чём другом ни думать, ни говорить не могла. Всегда Галя рада была послушать о диковинной жизни в снежной сугробной дали, но сейчас мысли её были заняты Зиной.
«Значит, она больше не придёт ко мне, — с грустью думала Галя. — Напрасно я вчера так на неё рассердилась; она не подумав сказала, просто так, а не для того, чтобы меня обидеть…»
Расставание
Гале было очень жаль, что так получилось с Зиной. Исправить ничего было нельзя, потому что на другой день Зина в школу не пришла. Вскоре в классе узнали, что у неё корь. Навестить больную Софья Павловна Гале не разрешила.
Но через несколько дней Галю ждало огорчение гораздо более сильное.
В дошкольный сектор Галя бегала часто, однако случалось из-за всяких дел и пропустить несколько дней. И всегда она мчалась туда со всех ног, главное — чтобы скорее увидеть своего Мишутку. Он кидался Гале на шею с радостным криком: «Мама Галя пришла!»
Привыкнув, он стал проявлять строптивость: заберёт себе кучу игрушек, сядет возле них на пол и руками загородит: «Мои, никому не дам. Только маме Гале всё отдам!» Галя ему за такую жадность выговаривала, учила его дружить со всеми. Если Миша упрямился, стоило ей сказать «Ну, так я твоей мамой не буду», — и он сразу уступал.
Как-то, перед обедом, Галя пошла к дошколятам. Когда она проходила по коридору мимо кабинета врача, оттуда выглянула медсестра.
— Да вот она идёт! — воскликнула сестричка. — Галя, поди сюда!
В кабинете стояли врач и медсестра в белых халатах и невысокая молодая женщина в сером жакете. А возле неё…
Галя широко раскрыла глаза. К ногам женщины прижался Мишук, в отглаженном костюмчике, с огромным бантом под подбородком, в новеньких красных ботиночках. Он-то что здесь делает?
— Мама Галя! Мама Галя! — Миша затопал к ней.
— Такая маленькая! — с изумлением произнесла вполголоса женщина. Она привлекла к себе Галю, шепнула: — Спасибо тебе, девочка!
Галя молчала. За что её благодарит эта незнакомая женщина? Ей хотелось взять на руки Мишука и скорее унести его в малышовую группу.
— На одного сыночка у тебя будет меньше, мама Галя, — сказала врач детского дома, Валентина Сергеевна. — Мишина мама поправилась, выписалась из больницы и берёт Мишеньку домой.
Галя присела на корточки перед Мишей, обняла его и вдруг неожиданно для самой себя заплакала. И сейчас же басом заревел Миша.
— Вот тебе и раз! — сказала медсестра. — Оказывается, ты у нас нажил себе сильный голос; бывало, тоненько плакал, как цыплёнок пищит.
А у Гали слёзы лились совсем беззвучно. Она глотала их, задерживала дыхание. Ей было очень стыдно, что она, такая большая, при всех плачет, но она не могла удержаться.
— Давайте, Валентина Сергеевна, и мы с вами заплачем, — шутливо предложила медсестра. — Вот воды-то наберётся! Радоваться надо, Галочка, а ты реку развела.
— Мы Галю с собой возьмём! — закричал Миша. — Да, мама, возьмём?
— Где его пальто, мамаша? — спросила медсестра.