— Ей сказали, что позовут обратно, когда все наладится, но они и мне то же самое говорили, а я уже полгода ищу работу. Я обналичил страховку. Эти деньги уже закончились. Знаешь, сколько у меня в банке осталось? Пятьсот долларов. Знаешь, на сколько хватит пять сотень, если буханка хлеба в «Крогер» стоит бакс?
— Ненадолго.
— В яблочко. Я должен что-то получить здесь. Должен!
— Получишь. Мы оба получим.
Тодд дернул подбородком в сторону здоровяка, который сейчас стоял над мешком, словно охраняя его, чтобы никто случайно не наступил на женщину и ребенка, что ютились внутри.
— Думаешь, это муж и жена?
Об этом Том не думал. Теперь задумался.
— Возможно.
— Итак, оба без работы. Если бы это было не так, кто-то один остался бы с ребенком дома.
— Возможно, — возразил Том, — они думают, что с ребенком на руках у них больше шансов.
У Тома сразу осенило.
— А будут давить на жалость! Неплохая идея! — Он вытащил бутылку. — Хочешь?
Он сделал небольшой глоток, подумав: «Если не выпью я, выпьет Тодд».
Дремоту, которую нагнало на Тома виски, разогнал громкий крик:
— Открыта жизнь на других планетах!
Шутка был встречен смехом и аплодисментами.
Он выглянул и увидел, что уже рассвело. Солнечный свет был серым, едва раздвигал туман, и все равно это был свет.
За дверями зала какой-то субъект в спецовке (имеет работу, счастливчик) приближался с ведром и шваброй.
— Кто это? — спросил Тодд, едва шевеля языком.
— Никто, — ответил Том. — Обычный уборщик.
Тодд посмотрел в сторону Марлборо-стрит.
— Господи, они все едут и едут.
— Да, — протянул Том, думая: «А если бы я послушался Линду, мы бы сейчас были в хвосте очереди, где-то на полпути до Кливленда». Это была хорошая мысль. Небольшое оправдание для себя — всегда хорошая вещь, и все равно он пожалел, что не отказался от виски Тодда. Во рту стойкий привкус кошачьего дерьма. Конечно, он никогда его не пробовал, но все же…
Кто-то за две-три сборки зигзага от них, недалеко от спального мешка, спросил:
— Это не «бенц»? Смахивает на то, будто «бенц».
Том увидел в начале подъездной дороги со стороны Марлборо вытянутый силуэт с горящими желтыми противотуманными фарами. Машина не двигалась, просто стояла неподвижно.
— Что он себе думает? — спросил Тодд.
У водителя следующей машины скорее всего возникла такая же мысль, потому что он посигналил — выдал длинный, злой гудок, от которого люди дергаются, фыркают и оглядываются. Минуту машина с горящими желтыми фарами стояла на месте. А затем рванула вперед. Не налево, в сторону парковки, забитой до отказа, а прямо на людей, зажатых в лабиринте столбиков и лент.
— Эй! — закричал кто-то.
Толпа бросилась назад, словно волна пробежала. Тома толкнуло на Тодда, который плюхнулся на задницу. Том зашатался, пытаясь сохранить равновесие, и это ему почти удалось, но тут мужчина, что стоял впереди — кричал, нет, вопил, — въехал своим задом в промежность Тома, а локтем в грудь. Том полетел на своего приятеля, услышал, как где-то между ними разбилась бутылка «Беллз», и уловил резкий запах остатков виски, которое плеснуло на дорогу.
«Прекрасно, теперь от меня будет попахивать, как в баре в субботу вечером».
Он с трудом поднялся на ноги, как раз вовремя, и увидел, как машина — да, это был «Мерседес», большой седан, серый, как это утро, — врезается в толпу и очерчивает круг, разбрасывая по дороге тела. Из радиаторной решетки стекала кровь. На капоте отчаянно металась женщина с раскинутыми руками и босая. Она ударила ладонью по стеклу, хотела ухватиться за дворник, но промахнулась и слетела в сторону. Желтые полоски с надписью «НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ» лопнули, один из столбцов царапнул сторону большого седана, который не собирался тормозить. Том увидел, как передние колеса переехали спальный мешок, и грузного мужчину, который присел с поднятой рукой, прикрывая его своим телом.
Теперь машина ехала прямо на него.
— Тодд! — закричал он. — Тодд, подымайся!
Он потянулся к руке Тодда, схватил одну из них и потянул. Кто-то сильно ударился об него, и Том снова упал на колени. Он уже слышал мощный рокот двигателя, совсем близко. Он попытался ползти, и чья-то нога ударила его в висок. В глазах замигало.
— Том? — Тодд возник позади него. Как он это сделал, интересно? — Том, что это?
Сверху на него упало тело, а потом еще что-то невероятно тяжелое прижало его к дороге, угрожая перемолоть в желе. Захрустели бедра. Как сухие кости индейки. Потом эта ноша исчезла. Зато надвинулась боль, что пришла вместе с ощущением собственного веса.
Том попытался поднять голову и сумел оторвать ее от дороги ровно настолько, чтобы увидеть, как задние огни исчезают в тумане. Еще он увидел блестящие обломки от разбитой бутылки. Тодда, который распластался на спине, и кровь лужей растекалась у него под головой. Красные следы направлялись к туманной полутьме.
Он подумал: «Линда была права. Надо было оставаться дома».
Он подумал: «Я умру, и, наверное, оно и к лучшему. Ведь, в отличие от Тодда Пейна, я так и не смог обналичить страховку».
Он подумал: «Хотя это, наверное, нужно будет сделать».
Затем темнота.
Когда Том Сауберс проснулся в больнице через сорок восемь часов, рядом с ним сидела Линда. Она держала его за руку. Когда он спросил, выживет, она улыбнулась, сжала его пальцы и ответила, что зуб дает.
— Я парализован? Скажи правду.
— Нет, милый, но у тебя много сломанных костей.
— А что с Тоддом?
Она отвернулась, закусив губу.
— Он в коме. Но врачи говорят, он в конце концов из нее выйдет. Они это по его энцефалограмме определили, или что-то такое подобное.
— Там была машина. Я не смог уйти с дороги.
— Я знаю. Ты не один. Это был какой-то маньяк. Его не поймали. По крайней мере, пока что.
Водитель «Мерседеса» сейчас волновал его меньше всего. Что не парализованный, это хорошо, но…
— Насколько со мной серьезно? Только не ври… Говори прямо.
Она встретилась с ним взглядом, но не выдержала и отвела глаза. Снова взглянув на открытки с пожеланиями выздоровления на тумбочке возле кровати, она проговорила:
— Ты… Ты еще нескоро сможешь ходить.
— Как скоро?
Она подняла его руку, всю в глубоких царапинах, и поцеловала ее.
— Они не знают.
Том Сауберс закрыл глаза и заплакал. Линда какое-то время слушала его, а когда слушать стало невмоготу, подалась вперед и нажала на кнопку насоса, который дозирует морфин. Она продолжала это делать, пока аппарат не перестал выдавать успокоительное. К этому моменту он уже спал.
1978
Моррис взял с верхней полки ящички в ванной комнате полотенце и накрыл им Ротстайна, который теперь сидел в неестественной позе, наполовину свесившись с кресла, без верхней части головы. Мозги, которые породили Джимми Голда, сестру Джимми Эмму и занятых самоедством родителей Джимми, полуалкоголиков — это уж слишком напоминало родителей самого Морриса, — теперь подсыхали на обоях. Не сказать, чтобы Мориса это огорчило, скорее удивило. Он ожидал увидеть кровь и дыру в глаза, но никак не это странное скользкое месиво из хрящей и костей. Недостаток воображения — предположил он. Именно из-за это он мог читать гигантов современной американской литературы — читать и восхищаться, но никогда не смог бы стать одним из них.
Из кабинета вышел Фредди Доу с двумя набитыми мешками, по одному на каждом плече. За ним появился Кертис с опущенной головой, он не нес ничего. Вдруг он вскочил, обогнал Фредди и понесся на кухню. Двери на задний двор, подхваченные ветром, громко ударились о стену. А потом раздались звуки рвоты.
— Его стошнило, — сказал Фредди. У него был талант сообщать о том, что и так всем понятно.
— Ты в порядке? — спросил Моррис.
— Ага. — Фредди вышел через парадную дверь, не оборачиваясь, остановился и взял дубину, что стояла на пороге, прислоненная к креслу качалке. Они готовились взламывать двери, но те не были заперты. Как и дверь кухни. Похоже, Ротстайн все самое ценное держал в своем гардолловском сейфе. Вот тебе и недостаток воображения.