— Медников! Медников! Приказываю идти на посадку! — яростно кричал полковник. — Приказываю немедленно идти на посадку!
На этот раз Медников откликнулся.
— Вас понял, — четко ответил он командиру полка. — Прошел под мостом. Иду на посадку. Все объясню на месте.
Истребитель Медникова шел к посадочной полосе.
— Немедленно под арест! — приказал полковник, бросая микрофон. — Мальчишка!
Полковник Слива вскочил в машину и помчался к месту посадки истребителя. Вслед за полковником на двух других машинах поехали замполит и несколько офицеров. От служебных зданий по полю с воем неслась «скорая помощь».
Удачно приземлившись и подрулив к положенному месту, Медников заглушил мотор. Горючее было на нуле. Сдерживая волнение, Медников спрыгнул на землю, четким шагом пошел навстречу полковнику Сливе. Лицо побелело, губы едва заметно дрожали, громким голосом начал докладывать:
— Товарищ полковник! Я самовольно пролетел под аркой моста. Полет прошел благополучно, никаких повреждений...
— Молчать! — закричал полковник Слива, и лицо его покрылось пятнами. — Немедленно под арест! На гауптвахту. — Слушаюсь, — четко сказал Медников, признавая справедливость полковника. Ни на кого не глядя, он поправил фуражку, пошел прямо через поле по пыльной траве, в сторону строений, где была гауптвахта.
Полковник смотрел ему вслед, не обращая внимания на возмущенных офицеров, подъехавших на машине, на сердитое покашливание Червонного.
— Отставить тревогу, — сказал полковник. — Все по местам.
Он швырнул папиросу на землю, затоптал ее и тут же стал прикуривать другую. Он нервничал, чувствовал, что в запале переборщил. Надо было послать офицера под домашний арест. Хотел переменить свое распоряжение, но был настолько раздражен непослушанием лейтенанта, что не шевельнулся и не остановил Медникова.
5
Чрезвычайное происшествие вызвало переполох не только в полку, а, как позже выяснилось, в дивизии, в округе, и даже в Министерстве обороны...
Замполит Червонный экстренно собрал офицеров гарнизона, командиров эскадрилий, звеньев и строго выговаривал всем за снижение дисциплины и политико-воспитательной работы.
— Неслыханное дело! — горячился майор Червонный, разбирая случай с Медниковым. — Молодой офицер, комсомолец, воспитанник славного авиационного училища допускает такой безобразный поступок, который граничит с преступлением. Это же форменное безобразие, товарищи, непозволительное лихачество, безответственность и своеволие! Могло кончиться непоправимой катастрофой, потерей самолета и гибелью самого летчика. Можно сказать, чудом не задел мост, а то наверняка были бы человеческие жертвы. Подобные выходки еще и еще раз напоминают нам, товарищи, что нельзя ни на минуту ослаблять воспитательную работу в подразделениях, нужно неустанно разъяснять офицерам и солдатам высокое понимание воинского долга. Политработникам и командирам должно быть стыдно наблюдать подобные явления. Всем ясно, товарищи, лейтенант Медников опозорил нашу воинскую часть, и мы поддерживаем решение командования отдать преступника под суд. Пусть полной мерой ответит за нарушение воинской дисциплины, за неподчинение приказу командира. Этот безобразный факт должен встревожить и мобилизовать весь личный состав, и особенно командира эскадрильи Ушакова, которому, я думаю, совестно смотреть нам в глаза. Плохо занимаетесь моральным воспитанием офицеров, товарищ Ушаков! Не влияете на подчиненных, не знаете, чем живут летчики.
— Так точно, товарищ замполит, — ответил Ушаков. — Упущение, конечно, есть, но кто ж его знал? Был дисциплинированный и сознательный, никаких вывертов не допускал, активно выступал на комсомольских собраниях. Не ожидал я от него такого поворота. Разве угадаешь, что у человека на душе?
— Мы не гадалки, товарищ Ушаков, — строго оборвал Червонный, — Нужно серьезно заниматься воспитанием офицерского состава, а не гадать.
— Разрешите спросить? — поднялся с места младший лейтенант Олег Звонарев. — Мост остался целый?
Офицеры засмеялись, зашумели.
— А что ему сделается, раз не задел? — ответил Червонный. — Целый.
— И самолет невредимый? — снова спросил Звонарев. — За что Медникова так обвинять? Ничего же не случилось особенного?
— Неправильно рассуждаете, товарищ Звонарев, — прервал лейтенанта майор Червонный. — И самолет невредимый, и Медников цел, голова на плечах осталась, хотя не знаю, что у него там в голове. Однако это ничего не доказывает. Его поступок надо строго осудить. Ничем не оправданное безрассудство, самовольство и произвол в действиях. Игра с огнем и человеческими жизнями — вот что это значит. Это прямое преступление. Понятно вам, лейтенант Звонарев?