Киреев подошел к кустам, куда упала записка, взял ее и, кивнув Медникову, скрылся.
В записке было всего несколько слов. «Умоляю, скажи Гале, я сделал все ради нее и люблю ее. Пусть ждет. Андрей».
На другой день Киреев отправился в город. В автобусе, на улицах, в магазинах только и разговору было о вчерашнем полете истребителя. Люди судачили о летчике, каждый мерил на свой аршин,
— Не перевелись, значит, герои!
— Молодец летчик, рисковый! Я сам был таким.
— Орденами таких награждать надо.
— А лучше снять штаны да по заднице отхлестать. Воздушное хулиганство называется.
— Трусы всего боятся, а это смелый летчик. Уважаю таких.
Город гудел, обсуждал сногсшибательную новость.
Киреев заявился в самое удобное время, подгадал как раз к четвертому часу, на фабрике шла пересмена. Он остановился в тени недалеко от ворот. Прохрипел негромкий гудок. Из проходной стали выходить женщины. Киреев подошел поближе к тротуару и, прохаживаясь по дорожке, поглядывал на работниц.. Вскоре появились Галя и Тоня. Они увидали Киреева, торопливо подошли к нему. На лицах нескрываемое возбуждение.
— Это он пролетел под мостом? — с ходу спросила Галя.
— А кто же еще? Другого такого не найдешь.
— Отчаянная голова! — всплеснула руками Тоня. — А если бы в мост угодил?
— Если бы, если бы... — подхватил Киреев. — А все ты, Галя, виновата. Зачем задирала? У человека чертовское самолюбие.
Галя не возражала, напротив, ей даже было приятно, что все получилось так необычно.
«Вот это парень, — думала она. — Не трепач».
Она ничего не ответила Кирееву, лишь вся засияла, засветилась.
— Вы приходили в парк?
— Еще бы, — сказала Тоня. — И все видели.
— Классный номер показал Андрюша, — щелкнула пальцами Галя. — Как сказал, так и сделал. Молодец! — Она даже подпрыгнула легко и резво, совсем по-детски.
— Мы чуть было не умерли со страху, — тараторила Тоня. — Пришли к реке и, как дурочки, ищем вас в саду. Чего они, думаем, в такую рань свидание назначили? Потом смотрим, самолет летит...
— Я сразу догадалась, что это он, — ввернула Галя.
— Да уж по тебе было видно. Как полетел он вниз, ты белее тарелки сделалась. А как порхнул под мостом и вверх взвился, запрыгала, как коза, в ладоши захлопала.
— Будет расписывать, — прервала подругу Галя. — А ты почему не полетел? — повернулась она к Кирееву.
— Я еще не свихнулся.
— Струсил?
Киреев окинул ее сожалеющим взглядом.
— Это же грубейшее нарушение дисциплины. Преступление.
— За смелость не наказывают.
Киреев посмотрел на девчат и грустно покачал головой.
— Наивные дети. У нас за такие дела не гладят по головке. А вам все нипочем. Вы даже не спрашиваете, почему не пришел Андрей.
— А что с ним? — встревожилась Галя.
— Под арест посадили, — вздохнул Киреев. — За неподчинение приказу командира будут судить.
— Врешь! — вскрикнула Галя. — За что же? Он же отчаянный! Смелый!
— Честное слово офицера.
Галя застыла, как парализованная внезапным ударом, потом тихо вскрикнула, схватилась за голову, застонала.
— Что я наделала! Нарочно дразнила его, с огнем играла. — Она в отчаянии бросилась к Кирееву. — Неужели правда? Ты не шутишь? Скажи, Виктор, правда?
Киреев достал из кармана записку.
— Убедись сама. Андрей просил передать тебе.
Галя торопливо развернула записку, прочла скупые строки, которые обожгли ее. Она покачнулась, сделала шаг в сторону, ухватилась за березу. Не устояв на ногах, медленно опустилась на траву и неожиданно заплакала. Тоня бросилась утешать подругу, а Киреев стоял растерянный и удивленный.
— Ну что ты так? Что случилось? — утешала Галю перепуганная Тоня и гладила ее мягкие густые волосы своими маленькими пухлыми руками. — Надо тебе убиваться! Зачем же так?
Галя молча протянула Тоне записку. Тоня прочла и все поняла.
— Вот она, проклятая любовь. Не только девчата из-за нее страдают, а и парни делают большие глупости. Эх ты, Галя, Галя! Подстерегли тебя беда горькая и счастье великое. Настоящая любовь пришла, радуйся, милая.
— Запричитала, как старуха, — недовольно сказал Киреев. — «Беда горькая, счастье великое»! Подумаешь, какое событие, парень записку прислал!
— Помолчал бы, если не понимаешь, — повернулась она к Кирееву. Не знаешь ты нашу Галю. Она тоже его полюбила, а для нее любовь — как неизлечимая болезнь. Что теперь будет? Надо же!
Тем временем Галя вытерла глаза, поправила прическу. Лицо ее стало спокойным и строгим.
— Скажи, Виктор, — проговорила она, — что я могу для него сделать? Его строго накажут?