— Сколько же это может длиться? — возразил полковник. — Все-таки наш офицер, мы обязаны беспокоиться. И к тому же не такое преступление, сам знаешь.
— Вы уже смягчаете приговор, товарищ полковник? — осторожно укорил командира Червонный. — Я понимаю, мне тоже жаль Медникова.
— Дело не в жалости, — ответил полковник. — Мы с тобой, замполит, отвечаем за все, что делается в части. Поэтому вылетай, пожалуйста, завтра с Якушиным, его вызывают на завод по поводу испытаний нового истребителя, и действуй. Конечно, не в лоб, сообрази по обстановке, проведи разведку.
— Хорошо, Николай Сергеевич, я слетаю.
Но и визит Червонного в округ не ускорил дела. Ему прямо дали понять, что округ решать ничего не будет без Москвы.
— Вы хотя бы напомнили, — попросил Червонный.
— Дважды напоминали, — ответил политработник, с которым говорил замполит. — Уже подготовлен подробный доклад главному маршалу. А он — ты ведь, наверное, читал в газетах? — в отъезде. Улетай в часть и жди. Получим указание, немедленно сообщим.
Прошло еще несколько дней, никаких «указаний» не поступало.
Медников уже не на шутку волновался и нервничал. Время тянулось томительно и нудно.
Однажды Медников сидел у окна и с тоской смотрел в небо, где пролетали самолеты. Жгучая тоска охватила его, в висках застучала кровь.
«До каких же пор терпеть эти муки? — горько подумал он, рванулся к окну, упал грудью на подоконник. — Сколько дней еще ждать? Когда же разрешат мне снова сесть в самолет? А если никогда? Если это конец?»
От одной этой мысли у Медникова закружилась голова, красный туман поплыл перед глазами. Он отошел от окна, бросился на койку, зарываясь лицом в подушку.
Он не услышал, как открылась дверь в его комнату. Вздрогнул, когда кто-то дотронулся до его плеча, осторожно толкнул. Медников живо поднялся и увидел перед собой полковника Сливу.
— Не беспокойтесь, лейтенант, садитесь, — приветливо сказал полковник. — Я на минутку, проходил поблизости и завернул.
Медников вытянулся перед командиром полка.
— Пришло решение, товарищ полковник? — почти радостно спросил он и осекся.
Полковник снял фуражку, сел на табуретку.
— К сожалению, никакого решения еще нет, — тихо сказал он. — Я хотел узнать, не нуждаетесь ли в чем. Может, есть просьбы. Скажите, не стесняйтесь.
— У меня одна просьба, товарищ полковник. Разрешите летать.
Комполка встал, прошелся по комнате, остановился перед Медниковым.
— Этого я не могу, — четко выговаривая слова, ответил полковник, глядя в лицо офицеру. — Я до сих пор не понимаю, что вас толкнуло на такой рискованный шаг?
— Я летчик, товарищ полковник, и полагаю, что люди овладели крыльями для того, чтобы быть их хозяевами, а не рабами.
Полковник надел фуражку.
— Желаю здравствовать, — без раздражения и зла сказал он летчику. — Если будут какие просьбы, скажете.
Под вечер к Медникову пришел Киреев, стал рассказывать о полетах, передал приветы от товарищей. Медников, злой и мрачный, смотрел в окно, ни о чем не спрашивал и рассеянно слушал. В эти минуты его больше всего занимала ласточка, которая бойко порхала над лужей, взлетала к крыше и снова падала к воде, почти касалась ее крылом и стремительно взмывала вверх.
Киреев перестал говорить.
— Ты здоров? — неожиданно спросил он друга.
— Как бык, — ответил Медников, продолжая смотреть в окно.
Киреев рассказал ему о своей ссоре с Галей. Медников никак не реагировал на его слова, только нервно дернул плечом, когда Киреев повторил, что он тоже осуждает поступок Андрея. Выговорившись, Киреев замолчал, ждал, что скажет Медников.
— Ты что молчишь? — рассердился Киреев.
Медников, не оглядываясь, сказал:
— Молодец Галя, что прогнала тебя. Мне, знаешь, тоже не очень радостно от твоего прихода.
— Ну и черт с тобой! Я уйду! Уйду!
Медников даже не шелохнулся и только по стуку двери понял, что Киреев и в самом деле ушел.
11
Галино письмо было доставлено в Москву и попало в канцелярию Министра обороны.
Пожилой полковник с аккуратно причесанными черными седеющими волосами, изо дня в день читающий множество всевозможных жалоб и запросов, и это письмо начал читать с обычным профессиональным вниманием, не проявляя интереса ни к стилю, ни к чувству пишущего, стараясь поскорее схватить суть дела. Быстро пробежав глазами письмо, он вернулся к первой странице и теперь уже медленно прочитал еще раз с первой до последней строки. С сомнением показал удивившее его послание другому, очевидно старшему по должности, полковнику.