- Таким образом, - монотонно бормотал он, глядя в папочку, и слова падали, как дождик по жестяной кровле, - в подотчетном году наши доходы составили семьдесят две тысячи двести пятьдесят шесть рублей восемьдесят четыре копейки, а расходы семьдесят одну тысячу...
Душно было невыносимо. Я увидел, как рядом со мной поднимается со своего стула пожилая дама в кашемировом платке. Лицо ее покраснело, похоже, она была в полуобморочном состоянии. Я галантно подал ей руку, она стала протискиваться к выходу, а я поспешил занять ее место. Рядом со мной сидела очаровательная шатенка лет двадцати пяти. Она повернулась в мою сторону, и я увидел, что ко всему прочему у нее еще и глаза голубые.
- Вам повезло, - окинув меня быстрым взглядом и смешно дернув маленьким носиком, краем губ сообщила шатенка.
- Вы насчет себя? - тихонько поинтересовался я. Она хмыкнула, дав понять, что оценила.
- Насчет себя тоже.
После чего замолчала, но я решил продолжить знакомство.
- Вам тоже повезло.
- Это почему же?
- Еще чуть-чуть, и вашу соседку хватил бы удар.
- Было бы весьма печально, - заметила она саркастически. - Это моя бабушка. У нас с ней родственный обмен.
Я подавленно замолчал. Но она заговорила сама:
- А вы тоже по квартирному вопросу?
- В некотором роде, - ответил я уклончиво.
- Тогда проголосуйте за меня, когда я скажу.
- Не могу, я не член кооператива.
- Вот как? - полуобернулась она ко мне. - Что же вы тут делаете?
У нее, по-видимому, просто в голове не укладывалось, что кто-то может сидеть в такой духоте и слушать эту нуднятину, не будучи кровно в чем-то заинтересован.
Я уже хотел было честно признаться, зачем я здесь, но тут тонкошеий захлопнул папочку, подхватил на лету очки и произнес, заметно повеселев:
- Таким образом, годовой финансовый отчет нашего кооператива предлагаю утвердить. Кто за?
Молчаливый лес рук.
- Кто против? Кто воздержался? Единогласно. Тогда можно переходить к следующему вопросу - жилищному. И тут я с удовольствием передаю слово нашему уважаемому председателю Елизару Петровичу!
Он закончил на такой бравурной ноте, что казалось, сейчас вот-вот сами собой грянут аплодисменты. Но аплодисменты не грянули. Вместо них прошла по рядам легкая рябь, как от дуновения свежего ветра. Кое-где заерзали, задвигали стульями, закашляли. Как говорится, оживление в зале.
Седогривый Елизар Петрович поднялся над столом. Внушительно из-под густых бровей обвел взглядом помещение, словно выискивая скрытых врагов. Я заметил, что аудитория мгновенно затихла, будто загипнотизированная этим взглядом. Не поворачиваясь, Елизар Петрович протянул ладонь, и тотчас же в нее оказался вложен молодящейся дамой, видимо секретарем правления, лист бумаги. Елизар Петрович поднес его к глазам. Елизар Петрович прочистил горло. И произнес:
- Товарищи! - После чего снова внимательно оглядел застывшую перед ним паству. - Друзья мои!
Ей-богу, если бы он добавил к этому: "Братья и сестры!" - я бы не удивился. Но Елизар Петрович уже перешел к делу.
- Перед нами действительно стоит непростая задача. Поэтому я вас всех призываю прежде всего к спокойствию...
Но тут плавное течение его речи было грубо прервано отнюдь не спокойным выкриком из середины зала. Кричала крашеная рыжая женщина лет пятидесяти с пронзительным голосом:
- Вам хорошо быть спокойным, Елизар Петрович, вдвоем с женой в четырехкомнатной! А мы пятый год стоим на очереди!..
Елизар Петрович огорчился этим выкриком чрезвычайно, и это, конечно, отразилось на его лице. Оно страдальчески скривилось, и он даже руки вытянул вперед, подобно миротворцу.
- Погодите, товарищ... э... - он скосил глаза на секретаря, и та прошелестела: "Бурдова", - товарищ Бурдова. Сейчас мы все обсудим по порядку. Поверьте, - тут он даже прижал руку с заветной бумажкой к груди, - правление на предварительном заседании очень тщательно все рассмотрело и взвесило!
- Могу себе представить... - иронически прошептала себе под нос моя голубоглазая соседка.
- Итак, - продолжал Елизар Петрович, удовлетворенный вновь наступившей тишиной, - на текущий момент в нашем кооперативе освободились три квартиры...
- Пять! - выкрикнула с места рыжеволосая. Собрание одобрительно загудело.
- Э... - снова замялся Елизар Петрович, в смятении обернувшись к женщине-секретарю, - я не совсем понимаю, о чем речь...
- Все вы прекрасно понимаете! - проорали откуда-то с задних рядов.
Елизар Петрович поискал глазами крикнувшего.
- Товарищ... э... назовитесь, пожалуйста, и объясните нам наконец, что вы имеете в виду.
Но товарищ назваться не пожелал. Зато из другого угла предложили сочным басом:
- Сами объясните.
Гул нарастал. В воздухе отчетливо запахло скандалом.
- Товарищи, товарищи, - строго повторял Елизар Петрович, стуча карандашом по стакану, но его не слушали. И тогда женщина-секретарь решительно поднялась, одернула жакетку и, подхватив из рук председателя бумажку, начала звонким голосом:
- У нас имеется трехкомнатная квартира No236, из которой семья Сеньковских выехала на постоянное жительство в США.
Зал мгновенно затих.
- Затем, все вы знаете, что умерла Софья Григорьевна Волкова, она одна занимала двухкомнатную квартиру No72. И, наконец. Карл Фридрихович Розен оставил нам однокомнатную квартиру No302, потому что переехал в дом ветеранов сцены.
- Вот эти квартиры, - окрепшим голосом снова вступил Елизар Петрович, нам с вами и предстоит сейчас распределить по справедливости между особо нуждающимися...
- А где еще две? - спросил все тот же сочный бас из дальнего угла.
- Что две? - удивленно спросил председатель.
- Две квартиры! - выпалила рыжеволосая. - Сорок четвертая, Черкизова, и сто шестая, Байдакова!
- Побойтесь Бога, товарищ... э... Бурдова! - умоляюще сложил руки на груди председатель. - Тут такая трагедия... Как говорится, труп еще не остыл... Как вы только можете?
- Я могу, - отрубила рыжеволосая. - Я пятый год жду квартиру, - и вдруг неожиданно для всех разрыдалась. Ее усадили на место, стали успокаивать.
И тут в первом ряду поднялся тонкошеий в очках.
- Даю справку, - перекрикивая шум, звучно начал он. - Мой зять работает в прокуратуре. Так вот, даю справку: Байдаков уже подписал все признательные показания по поводу убийства Черкизова. Так что не беспокойтесь, квартира никуда не денется. В скором времени... Договорить ему не дали.
- Делить, сейчас делить! - кричали со всех сторон.
- Да поймите, - пытался утихомирить мятежную паству совершенно потерявшийся перед лицом стихии Елизар Петрович, - так нельзя! Есть жилищная комиссия, есть правление, они тщательно взвесят и вынесут...
- К чертовой бабушке вашу комиссию, - рыдая, кричала рыжеволосая, - пять лет!
- Мафия, натуральная мафия, - уже в полный голос сказала, обращаясь ко мне, голубоглазая. - Видели когда-нибудь мафию? Вот, пожалуйста... А Елизар у них - крестный папа.
- Вы кого имеете в виду? - поинтересовался я.
- Правление, конечно, кого же еще! Вы думаете, они допустят, чтобы вот так, прямо на собрании, жильцы делили квартиры? Да им легче застрелиться!
- А что они могут поделать в такой ситуации?
- Они все могут. - От злости глаза у нее из голубых сделались серыми. Сейчас объявят, что вопрос не подготовлен и перенесут его на следующее собрание. А следующее - через полгода! Вы думаете, их озеленение волнует? Нет, у них каждый квадратный метр на вес золота! Мне уже два раза в родственном обмене отказывали, каково, а?
- Кто этот, в очках?
- Коз-зленко, заместитель председателя, тоже сволочь, - процедила она сквозь зубы.
Я, признаться, мало что понимал. Только и думал обалдело: "Ну и домик! Не домик, а терем-теремок. По крайней мере, жилищный вопрос стоит не менее остро. Пора, пожалуй, и мне выступить". Я встал и начал пробираться к столу президиума.